– Да, – чуть смелее сказал Байрон, – теперь я тоже буду Джим. – И новое имя уже не казалось ему такой уж ложью, когда они сократили его до Джима. Наоборот, у него возникло ощущение, будто настоящий Джеймс, его друг, сейчас здесь, рядом с ним, в «Бесли Хилл». И страх сразу куда-то исчез. Ему даже есть почти расхотелось.

Сиделка снова улыбнулась и предложила:

– Давай-ка, Джим, мы с тобой оденемся поудобнее. Разве тебе не хочется снять ремень и туфли?

Как раз в этот момент мимо них проходила небольшая группа людей в пижамах. Они брели по коридору очень медленно и выглядели такими усталыми, что Байрону захотелось помахать им рукой, чтобы подбодрить. У каждого на лбу виднелись две глубокие, точно выбитые зубилом, отметины, красные, как полевые маки.

– Видишь, – сказала сиделка, – как много здесь других джентльменов, и все они, находясь в доме, ходят в шлепанцах.

За окнами виднелась пустошь, она так резко уходила ввысь, словно хотела коснуться неба. Над холмами висели тяжелые облака, из которых вполне мог и снег пойти. Байрон вспомнил, как у них дома солнечные лучи, просачиваясь сквозь занавески, ложились на пол светлыми теплыми квадратами, такими большими, что в них можно было стоять, и, когда он вставал в такой квадрат, ему казалось, будто он и сам светится.

Байрон вздохнул, присел на корточки и стал расшнуровывать туфли.

Глава 8 Другой конец

Глава 8

Другой конец

Где-то там, над холмами пустоши, висит марево моросящего дождя. Даже в темноте Джим чувствует приближение весны, ощущает ее легкое дыхание. Из земли уже пробиваются первые ростки, словно свернутые в трубочку, такие юные, тоненькие, хрупкие. Джим знает, где проклюнулся желтый чистотел, а где непонятные зеленые лоскутки вскоре превратятся в побеги крапивы и морковника. В центре города он уже и цветущую вишню видел, и бледные сережки на деревьях, и крупные набухшие почки. Земля снова меняет свое обличье.

Джим думает о Джеймсе Лоу, о Дайане, о своей сестре Люси, с которой больше не видится, об отце, на похороны которого он даже не поехал, настолько это не имело для него значения. Он думает о минувших годах, заполненных бесконечным заклеиванием щелей клейкой лентой, бесконечными входами-выходами из дома и бесконечными «п-привет то», «п-привет это». Он видит свое прошлое так ясно, что у него перехватывает дыхание, способность видеть прошлое причиняет ему острую боль. Нет, никогда он не будет чувствовать себя в безопасности! И сколько бы раз в день он ни отправлял свои ритуалы, он никогда не сможет себя защитить, потому что с ним уже случилось то, чего он больше всего на свете боялся. Это случилось в тот день, когда он, глянув на наручные часы, увидел, как секундная стрелка сдвинулась на два деления назад. Это случилось в тот день, когда его мать решила прогуляться по водам пруда, а потом растворилась в дождевых струях. Так что самого плохого с ним уже не случится. Оно уже случилось. И не отпускает его уже больше сорока лет.