Либ пришло в голову, что две недели окончились. Воскресенье всегда бывало днем, когда медсестры отчитывались перед комитетом. Две недели назад, только что приехав, Либ воображала, что поразит местных своей прозорливостью в раскрытии обмана. Не такая, как сейчас, – испачканная пеплом, покалеченная, дрожащая.
У нее не было иллюзий по поводу выводов, к которым, скорее всего, придут члены комитета. Из чужака всегда готовы сделать козла отпущения. Но какое обвинение ей предъявят? Халатность? Поджог? Убийство? Или – если полиция обнаружит, что в дымящихся развалинах хижины нет следов тела, – похищение ребенка и мошенничество.
«Я найду вас в Атлоне завтра или через день», – сказала она при расставании Берну. Неужели его одурачил ее уверенный тон? Она так не считала. Как и Либ, он храбрился, но понимал, что, весьма вероятно, она окажется за решеткой. Они с девочкой сядут на борт корабля как отец с ребенком, и Либ никому не скажет о том, куда они отправятся.
Либ заглянула в свою книжку с почерневшей обложкой. Насколько правдоподобны последние детали?