Для начала она свалила оба стула в спальне. Потом швырнула к стульям свою сумку с принадлежностями. Взяла «Записки по сестринскому делу» и заставила себя бросить книгу в кучу. Книга упала, раскрывшись, как птичьи крылья. История должна получиться убедительной, поэтому нельзя, чтобы что-то уцелело. Это действо было противоположностью сестринскому делу – создание быстрого впечатляющего хаоса.

Потом Либ пошла на кухню и достала из ниши у камина бутылку виски. Плеснула содержимое на подушки и бросила бутылку. Взяла жестянку с горючей жидкостью и расплескала ее по кровати, полу, стене, комоду с выдвинутым маленьким ящиком, в котором лежали сокровища. Крышку на жестянку навинтила совсем неплотно.

Теперь руки Либ щипало от горючей жидкости. Как она объяснит это потом? Она вытерла их о передник. Потом не имеет значения. Все ли готово?

Не бойся. Только верь, и она спасется.

Либ вытащила из ящика с сокровищами карточку с фигурными краями – какой-то святой, которого она не знала, – и подожгла ее над лампой. Карточка вспыхнула, фигура святого оказалась в ореоле пламени.

Очищение огнем, только огнем.

Либ дотронулась карточкой до матраса, и он моментально вспыхнул, старая солома затрещала. Горящая кровать, как некое чудо, изображенное яркой пастелью. Жар, обдающий лицо, напомнил ей о кострах в ночь Гая Фокса.

Но загорится ли вся комната? Это их единственный слабый шанс преуспеть с обманом. Достаточно ли высохла солома на крыше после трех дней солнечной погоды? Либ уставилась на низкий потолок. Старые балки казались слишком крепкими, толстые стены слишком прочными. Делать нечего – лампа раскачивалась у нее в руке, и Либ швырнула ее к балкам.

Водопад стекла и огня.

Либ бежала через двор фермы в горящем переднике и била по нему ладонями. Все же огненный дракон настиг ее. Вопль, казалось, исходил изо рта другого человека. Свернув с тропинки, она бросилась во влажные объятия болота.

Всю ночь шел дождь. Из полицейского участка в Атлоне прислали двух человек, несмотря на то что было воскресенье. Теперь они осматривали дымящиеся развалины хижины О’Доннеллов.

Либ ждала в проходе за пабом. Обожженные руки в бинтах, сильно пахнут мазью. Все замыкается на дожде, в изнеможении думала она. На том, когда ночью начался дождь. Загасил бы он огонь, перед тем как рухнут балки? Превратилась ли узкая спальня в пепелище, где не найти никаких следов, или рассказала ли она – простую как день – историю пропавшего ребенка?

Боль. Но не это больше всего досаждало Либ. Страх – за себя, конечно, но также и за девочку. Мысленно она уже называла ее Нэн, стараясь привыкнуть к новому имени. Существует стадия истощения, после которой оправиться невозможно. Тело забывает, как обходиться с пищей, органы атрофируются. Или, может быть, маленькие легкие ребенка слишком долго напрягались, или ее измученное сердце. Пожалуйста, пусть она проснется сегодня утром. Уильям Берн побудет с ней в безымянном жилище на задворках Атлона. Таков был план ее и Берна. Прошу тебя, Нэн, сделай еще глоток, съешь еще кусочек.