20:59: дыхание затрудненное, сердцебиение неровное.

21:07 минут: умерла.

– Миссис Райт…

Либ неловко захлопнула записную книжку.

Рядом с ней стояла монахиня, под глазами тени.

– Как ваши ожоги сегодня?

– Это не имеет значения, – ответила Либ.

Именно сестра Майкл, возвращавшаяся после мессы, обнаружила Либ прошлым вечером, вытащила ее из болота, привела в деревню и перевязала ей руки. Либ была в таком состоянии, что никакое притворство не помогло бы.

– Сестра, не знаю, как благодарить вас.

Качание головой, опущенный взгляд.

На совести Либ было то, что она не может отплатить добром на заботу монахини. Весь остаток жизни сестра Майкл проведет в убеждении, что обе они причастны к смерти Анны О’Доннелл или по меньшей мере не смогли предотвратить ее.

Что ж, ничего с этим не поделать. Важно лишь то, что произойдет с девочкой.

Либ впервые почувствовала, что значит быть матерью. Ей пришло на ум, что если она каким-то чудом выдержит сегодняшние испытания и окажется в той комнате в Атлоне, где ее дожидается Уильям Берн, то станет для девочки матерью или кем-то очень близким.

О, сделай, сделай меня своим дитятей. Так, кажется, пелось в гимне? В будущем, когда Нэн, бывшая Анна, захочет найти виноватого, это будет Либ. Она решила, что это одна из составляющих материнства – когда мать несет ответственность за то, что вытолкнула ребенка из теплого сумрака в пугающую яркость новой жизни.

В это время мимо них проходил мистер Таддеус с мистером О’Флаэрти. С пастора сошел лоск, стал заметен его возраст. Он кивнул медсестрам с мрачной рассеянностью.

– Нет никакой нужды в том, чтобы вас расспрашивал комитет, – обратилась Либ к монахине. – Вы ничего не знаете. – Это вышло резковато. – То есть вас там не было в тот момент – вы были в часовне.

– Упокой, Господи, эту бедняжку. – Сестра Майкл перекрестилась.