Крейс тем временем вовсю хозяйничал у нее на кухне. Открывал дверцы буфета, доставал тарелки, с подозрением присматривался к давно нечищенным ножам и вилкам. Заметив это, Тоби поспешил ей на помощь:
– Это я посуду мою!
– Охотно верю.
Он стряхнул бифштексы и оставшийся на сковородках жир на тарелки, оставив про запас еще три куска мяса.
– Может, ваших молодых людей подождем?
Нора сперва даже не поняла, кого он имеет в виду.
Потом-то – это будет значительно позже – она вспомнит, как нервно дернулся Харлан и даже приподняться попробовал, но сказал лишь:
– Нет, не стоит.
Ели молча. Тоби уплетал мясо с такой жадностью, словно сорок дней бродил по пустыне и наконец дорвался до этого огромного куска огузка, плавающего в жире. Харлан, бледный как привидение, неловко склонился над своей тарелкой, покрытой красноватыми лужицами мясного сока. Крейс ел с достоинством – казалось, он сидит в ресторане «Голден Хайнд»[63] на главной улице Шайенна, а вокруг слышится благоговейный шепот, и все глаза устремлены только на него. Он съел свою порцию, разрезав ее на шесть аккуратных, симметричных кусочков, откинулся на спинку стула и с улыбкой спросил у Тоби:
– Скажите, молодой человек, какую счастливую судьбу предсказала вам таинственная Джози?
Тоби с набитым ртом с трудом вымолвил:
– Она судьбу не предсказывает.
– Я думал, она спиритуалистка.
– Нет, она только с мертвыми разговаривает. Она их называет «другие люди».
– Ах, вот как! – И Крейс погрузился в длительное молчание.
Какая ужасная ошибка, думала Нора, оставить Джози одну в темном амбаре. А что, если у нее голова повреждена? А что, если она очнулась, села, стала их звать? Что, если кто-нибудь ее услышал? Разве тогда не потребуются какие-то объяснения? Нет, просто необходимо немедленно найти какой-нибудь предлог и сходить туда. Мясо у нее на тарелке уже успело остыть и стало упругим, сопротивляясь попыткам его разрезать. Вокруг стояла такая напряженная тишина, что Нора даже глаз поднять не решалась. Ей казалось, что вот сейчас Крейс возьмет и объявит Тоби: Джози, можно сказать, пополам сломалась, а все благодаря твоей маме. Только ведь он никак не может этого знать. Там, в ущелье, кроме них, никого больше не было, разве что тот верблюд их видел; и потом на крыльце тоже никто не стоял, когда она поднялась на холм с Джози на плечах. Никто ничего о случившемся не знал, кроме самой Норы, Харлана и еще тех существ, что живут на берегах старого русла реки, но им совершенно безразлична любая человеческая жизнь, обретенная или утраченная.