– Ей-богу, надо было мне хорошенько головой думать, прежде чем просить тебя сбрить мне бороду, – попытался пошутить он.

– Да уж. А жаль, что с тебя нельзя снять пару стоунов^[61] нижних юбок, как с Джози. Тогда мне куда легче было бы тебя волочь, – ответила она тоже шутливым тоном.

Когда они, вынужденные идти бок о бок, двинулись дальше по узкой тропе, Нора все время задевала плечом колючую стену ущелья, но старалась не обращать внимания ни на боль, ни на осыпавшуюся прямо в волосы землю. Оскользнувшись, она сильно ударилась коленом о какой-то каменный выступ, и тело ее прожгла такая острая боль, что хотелось согнуться пополам и сбросить невыносимую тяжесть навалившегося на нее Харлана. Губы у нее потрескались, от стекавшего по щекам пота уголки губ сильно щипало. А когда они уже почти выбрались из ущелья, тропа стала особенно крутой, и Норе пришлось поставить Харлана перед собой и толкать его вверх, точно упрямого мула. Он был почти без чувств от боли и усталости и явно не понимал, что его спасительница тоже совершенно выдохлась и вот-вот упадет.

На вершине они немного отдохнули. Дул довольно прохладный ветер, небо почти расчистилось. Когда они уже шли через пастбище к дому, Нора заметила дым, вьющийся над трубой, и почувствовала запах то ли жарящегося, то ли горелого мяса.

Затем до нее донеслись голоса, и она подумала: Эммет. И теперь совершенно не важно, что придется объяснять ему, почему Джози в таком состоянии и почему Харлан в темноте обнимает ее за плечи – ведь Эммет наконец-то вернулся!

Но возле дома знакомой повозки она не заметила.

Зато к коновязи была привязана чья-то незнакомая лошадь.

* * *

В доме было не продохнуть от жара растопленной плиты и запаха жарящегося мяса, шипевшего на двух сковородах сразу. Тоби по-прежнему неподвижно сидел там, где Нора его оставила, но лицо его теперь было наполовину закрыто каким-то странным черным прямоугольным предметом, который он прижимал к обоим глазам. Даже когда Нора с грохотом обвалила на пол стопку книг, волоча Харлана по узкому коридору, Тоби в их сторону даже не взглянул. Не взглянула на них и бабушка, сидевшая с открытым ртом и не сводившая глаз с надетого на вилку сочного розового ломтя мяса, который держал перед ней какой-то темноволосый незнакомец. Это был коренастый и крепкий человек-бык, пристроившийся перед старушкой на скамеечке для ног. Увидев вошедших, незнакомец встал и поставил на стол пустую тарелку. На нем были серый костюм в полоску и абсолютно чистые сапоги; удивительно, но даже при такой жаре на его загорелой коже не было ни капельки пота.