— И что значит Виктор Викторович?

— Это значит, что Виктория Скуратова к этому преступлению не может иметь никакого отношения — ведь утверждается, что выстрел был произведен из окна ее квартиры с расстояния пятидесяти метров!

— Что на это скажет следователь?… — Всеволод Яковлевич задал несколько вопросов по уровню квалификации выступавшего, чем повеселил его, ибо более высшей никто в стране не обладал, далее закрепил констатацию своей ошибки, и более ничего не сказав, опустился на свое место.

Пожав, ничего не понимая, плечами судья продолжил, назвав неизвестного Владыку Маркелла, оказывается тот был в пути, и должен был подъехать в течении получаса. Сам собою напрашивался перерыв, и он распустил присутствующих на полчаса, обязав через назначенное время, вернуться…

***

«Его честь» вернулся в зал совершенно озабоченным, указание не отпускать никто не отменил, мало кого интересовали подробности, а сам судья не захотел быть настойчивым в объяснениях начальству, предполагая дождаться окончания выступления. Объявив начало заседания, он поинтересовался приехал ли свидетель. Вместо ответа дверь отворилась и на пороге появился Епископ Русской Православной Церкви во всей красе и блеске своего облачения, первый шаг в помещение сделал его посох, прогрохотав, словно выстрел, реакцией на что было вскакивание всех, за исключением только, совершенно опешившего от неожиданности, помощника следователя — Михаил примерз к стулу.

Судья поднялся в числе первых. Высокий чин русского священства, войдя перекрестился, затем благословил всех находящихся, судья поклонился, думая, что так будет правильным, ему последовали остальные и, слава Богу, — Владыка бы этого так не оставил!

Монашек, и несколько священников, сопровождавших Владыку Маркелла, заняли свободны места, один из них преподнес паспорт Владыки, еще один стоял справа от трибуны, держа на ладонях, согнутых в локтях рук, какой-то пакет, кажется с коробочкой, имевший, по всей видимости, важное значении.

После необходимых мелочей, судья с уважением дал слово, немного тревожно произнося кому именно, поскольку не понимал, как должен проходить опрос подобного свидетеля.

Перекрестившись, Владыка начал:

— Иногда случается, что Господь не дает услышать исповедей, о которых ты думал в юные годы, представляя себя таким вот «почтальоном», Божиим «фельдъегерем» — проводником Святаго Духа, способствующим спасению рабов Божиих… — юношеский максимализм… А все же услышав, пропустил через себя, и понял, что ты еще греховнее, ужаснулся, но не отчаялся, ведь ты свидетель только совершенного, через тебя свершившегося чуда в Таинстве исповеди. О чем я могу просить Господа для кающемся…, на что могу обратить внимание самого исповедника… — да, да, именно так священник может во многом помочь, но для этого нужно доверие к нему со стороны прихожанина. Так просто все испортить неверным словом, не подходящей интонацией, вроде бы правильным замечанием, но отпугнувшим в самом начале пути…, а ведь Господь спросит за каждый наш недочет, и нам священнослужителям стоять в первых рядах…, а ведь нас и сейчас не очень-то в обществе жалуют… Да общество, при всей своей такой вот внешней набожности, пустотело в душе, хладнокровно в сердце, оматериализованно…, ведь гонят Бога даже из храма…, и из самого желанного для Создателя места — души человеческой, а ведь вот Макарий Великий, что сказал: «Нигде Господь не желает почивать во всем мироздании — вон, как велико оно мироздание. Но нигде не упокаивается Бог, как только в душе человека». Душа — Его дом, она Его жилище. И Он там пребывает. И стремиться туда войти — но он не стремится войти насильно, а вот: «се, стою и стучу: и кто услышит стук и откроет, войду и буду вечерять с ним» [73]… Выгнали ото всюду, а потом страдаем! Безбожия тому причина…