— Ну конечно… — имеете права, к тому же кто-то должен все это, как-то прокомментировать… — Всеволод Яковлевич, внешне, выглядя подавлено, горел изнутри странным пламенем, сил для выступление не было, но было понимание, что нужно сделать:

— «Ваша Честь»…, подследственная…, господин адвокат…, все…, Владыко, вам низкий поклон, вы для меня проложили путь…, я не знал, как поступить, но ваш пример…, я знаю, вам это далось нелегко, но долг не перед людьми, а перед Богом, вот, что движет вами…

— Любовь к Богу — она первична, сын мой, потом уже долг…

— Да, да, конечно…, я приношу свои извинения…, я желал покончить собой, но посчитал это сделать не возможным, поскольку вину это с невинного не снимет! Поверьте — это была только слабость, гораздо страшнее — это гибель карьеры, крест на всем, что было дорого и важно, я это понимаю, и все же обязан признать окончательно и бесповоротно: я ошибался! Эта женщина, действительно не виновата, иии…, и я требую ее освободить немедленно!..

***

Что можно сказать? Наверное, читателю может показаться дело конченным, но не тут-то было! Правосудие — существо, иногда зависимое!..

Судья, не ожидавший такого поворота и выступления следователя, встал совершенно белый, он не видел перед собой зал, заполненный восторженными улыбками и поздравлениями, окруживших маленькую камеру, с находящейся в ней Викторией, но перед ним стоял во весь свой могучий рост император Великой Римской Империи, держащий большой палец книзу, что решало его судьбу, как не состоявшуюся. Понтий Пилат, то же стоял рядом с ним, покачивая головой и говоря: «Вот, вот, представляешь, каково мне было?!».

Туман рассеялся, и оказалось, что он смотрит на безвинную жертву, что не вызывало никакого сомнения, но он не был в состоянии ничего вымолвить. Время шло, сил больше не становилось, мысли перешептывались сами с собой, напискивали, возмущались, страх копился и вынуждал, сдаться злу. Наконец, собрав всю волю в кулак, он родил:

— Я не могу ее отпустить… Не имею права… — Зал застыл, не в пример событиям двух тысячелетней давности, позволил быть услышанными, следующим словам, произнесенными Владыкой:

— Будьте так любезны, подойдемте к окну… — Странное предложение показалось судье спасительным, он последовал приглашению, постепенно приходя в себя, тем более ему показалось, что Епископ то же хочет поддержать его.

Стоящая, почти мирно, людская масса со странными, явно не имеющими к суду, требованиями, еще больше успокоили его совершенно:

— Да, несчастные люди, я даже в чем-то поддерживаю их, но что я могу?