А дальше я просто потерял счет времени. Мне начало казаться, что вот здесь я всегда и был, что все так и должно быть. Не потому, что я что-то заслужил или чего-то достиг, а просто по факту моего существования. Просто потому, что я пережил переходный период и выжил. Это могло даже казаться чем-то существенным поначалу. А потом перестало играть какую-либо роль.

Вечером, готовясь ко сну, я получаю довольно неожиданный звонок. Мой старый приятель из Липецка Андрей. Впрочем, «приятель» – громко сказано. Пару раз выпивали вместе, выезжали на шашлыки и один раз вместе делали забор на даче хорошего общего знакомого. Как он нашел мой питерский номер – вопрос для меня первостепенной важности. Но я его не задаю. Просто интересуюсь, как дела в Липецке, получаю монотонный ответ в стиле «нормально» и столь же монотонно описываю свою черно-белую жизнь.

– Вчера ехал по Тракторному мосту – там замес лютый был, – вроде как между делом сообщает мне Андрей.

– В мясо? – кровожадно интересуюсь и медленно доливаю пиво с донышка банки в стакан.

– Длинномер укатился кабиной в овраг, микроавтобус рядом, с помятой бочиной, и кто-то там еще попал под раздачу – я уже не разглядел.

Я представляю себе то место, о котором может идти речь, крепко зажмуриваюсь и старательно отгоняю нахлынувшие ассоциации и молчу.

– Але!

– Да, я тут. Там никто не пострадал?

– Да не, испугом отделались.

– Нормально.

– Кстати, Гаврила «Бородатый» откинул копыта. Еще зимой. Ты не слышал, наверное.

Слыша это имя, я снова крепко закрываю глаза и ясно себе представляю Гаврилу – единственного на моей памяти человека с этим редким именем. Худой, с большими голубыми глазами и постоянно с какими-то странными пятнами на коже – дерматитом или вроде того. Я никогда не спрашивал, хотя всегда хотел. Гаврила почти все детство провел в Германии. Учился там, знал три языка, кроме русского и матерного и имел прекрасные перспективы профессионального лингвиста. Объехал пол-Европы и вернулся домой. А потом – странное стечение обстоятельств. Попытка переехать в мегаполис, какие-то истории с телками и машинами, регулярное подпитие. В конце концов, он решил, что платить аренду за квартиру в Питере бесперспективно, и жизнь там не принесет ничего нового, и ему нужно вернуться домой, чтобы быть пьяным восемь дней в неделю и двадцати семь часов в сутки и работать за пятнадцать тысяч в местном театре монтажником декораций. Полные карманы саморезов вместо полных карманов денег. Я никогда не осуждал его, хотя были в моем окружении те, кто этого не чурался. Но и никогда не понимал. Если уж синячить каждый день – то в романтике, со шпилями, музеями и набережными. А не в Липецке. Не так ли?