На Нарвской в вагон заваливается нищий на коляске. Без обеих ног. Жалкое зрелище, но оно не вызывает у меня никаких эмоций. В детстве я, наверное, как и все дети, боялся все этих калек, прокаженных, убогих, а еще цыган, придавая им какое-то мистическое значение. Но с годами на них стало просто наплевать. Когда смотришь вокруг и понимаешь, как чаще всего люди сами просирают свою жизнь, жалость исчезает. Жалко брошенных на улицу хозяевами кошек и собак, жалко замерзающих во внезапно начавшиеся морозы голубей, жалко высиживающих в гнезде яйца под проливным дождем ворон. А людей не жалко.
На весь вагон подаяние выделяют всего двое или трое человек. Напоследок коляска останавливается около высокого массивного негра с толстыми пальцами. Он медленно, основательно подсчитывает мелочь, рассыпанную по массивной потной ладони, выбирает две подходящие монеты, вручает инвалиду и стоит дальше с видом выполнившего святую и сверхважную миссию. Поразительная щедрость. Гениальная полумера. Люди обычно не мнят себя охотниками, покупая курицу целиком в супермаркете, но почему-то считают себя благотворителями на уровне Уоррена Баффета, выдавая две-три монеты подаяния. Усмехаюсь, отпиваю пива, кладу пузырь снова за пазуху и еду дальше.
Мои соседи по вагону поменялись. Непомерных габаритов и грубых, как мат грузчика, черт лица девица в рваных джинсах, расползающихся на жирных ногах, играет во что-то на бюджетном же планшете вместе с болезненного и бюджетного вида парнем. Со всеми этими людьми что-то не так. Но я им об этом точно не скажу. То ли потому, что мне плевать на них, то ли из-за желания им навредить бездействием. Может, кто-то когда-то подойдет ко мне и объяснит, что не так со мной?
И чтобы приблизить этот момент, я достаю пиво и теперь пью его без опаски. Добро пожаловать в Кировский район.
Мой подъезд оккупировали коллекторы. Уже неделю как. На двери одной из квартир четвертого этажа красуется надпись черным маркером «