— Я решил не проводить его сегодня утром, — сказал полковник Росс. — Я уже все обдумал. Когда проведешь в судах, генерал, столько времени, сколько провел я, то всегда предпочитаешь дела до судов не доводить. Стоит начать этот процесс, и он обретает самостоятельность — вот как десантник вашего друга, уже прыгнув. Едва наш полицейский предъявит обвинения, мы начнем вести протокол. Поскольку протокол не может не выявить то или иное, неминуемо последует то или иное. И пока еще от нас зависит, иметь или не иметь, я подумал, что нам стоит подождать и поразмыслить. Может быть, Нюд что-то сообразит. Может быть, я что-нибудь соображу. Даже Вашингтон предположительно может что-нибудь сообразить.

— Судья, — сказал генерал Николс, — мне кажется, вы все придаете этому излишне большое значение. Во всяком случае, Нюд придает. Он неверно понял точку зрения Вашингтона. И знает это. Вероятно, вы уже заметили, судья, что Нюд несколько импульсивен. Сегодня утром Нюд просто дуется. И понял он неверно — нарочно. Для того, чтобы иметь повод дуться. Ведь никто же не винит Нюда в том, что произошло. При нынешней ситуации это — или что-нибудь вроде этого — не случиться не могло. Так при чем здесь Нюд? Ситуацию ведь создал не он. Неужели Старик, военное министерство или еще кто-нибудь способны возложить на Нюда ответственность за то, что, по убеждению белых южан, неграм нельзя предоставлять общественного или военного равенства, или за то, что неграм не нравится, чтобы с ними обходились как с животными? Ситуация эта нам мешает, и мы предпочли бы обойтись без нее, но никто не ждет от Нюда, чтобы он нашел выход из нее.

«Дуется» было хорошим определением для поведения Нюда, и генерал Николс употребил его не с пренебрежением, а дружески. Тем не менее полковник Росс ощетинился с раздражением, уже достигшим предела из-за утренних забот и неприятностей — настолько многочисленных, что держать их в уме все одновременно было невозможно. Но, сосредоточиваясь на одной, он непрерывно ощущал тягостное давление остальных, дожидающихся, пока у него найдется минута рассмотреть их подробнее. А рассмотреть подробнее некоторые из них значило еще больше, еще глубже ощутить собственную вину. Другие же просто вновь возбудят в нем гнев на чью-то неизвинительную глупость. Поучительные рассуждения генерала Николса о «нынешней ситуации», благодушная философская отвлеченность, мгновенное сведение к нулю неисчерпаемых неприятностей полковника Росса небрежным указанием, что всему этому придается излишне большое значение, вывели полковника Росса из себя. Он сказал: