И, наконец, на третьей странице, полковник прочел помеченный сержантом Бруксом параграф: 27. Капитан Ричард П. Коллинз, личный номер 0301376 ВВС, освобожден от должности в отделе связи с общественными организациями данного штаба и назначен на должность в аппарат инспектора ВВС.

Тем временем капитан Коллинз разглядывал офицеров из окружения полковника. Майор Уитни, неловко примостившись на краю небольшого стола в углу кабинета, бесцельно крутил прикрепленную к столу табличку с надписью «Старший сержант Брукс». На Коллинза он бросил скучающе-утомленный взгляд, в котором ясно читалось, что ему крайне неприятна вся эта бессмысленная суета.

На одном из двух жестких стульев у стены сидел капитан Хикс. Он с отсутствующим видом глядел в окно на дорогу, изнывающую в пекле послеполуденного солнца, на длинное зеленоватое раскаленное от зноя бетонное здание библиотеки и архива в скудной тени редкой сосновой рощицы. Капитан Коллинз с большим интересом разглядывал Хикса, о котором прежде уже был наслышан. Газетчику Коллинзу было непонятно, как можно предпочесть живой, увлекательной, да и более доходной работе журналиста изнурительную кабинетную поденку. Капитан Хикс, который в задумчивости поглаживал указательным пальцем свои коротко стриженные светлые усики, поймав взгляд Коллинза, вежливо кивнул в ответ.

Лейтенант Эдселл, приятель Преса Филлипса, занимал второй жесткий стул. Он сидел, рассеянно вперив в пространство взгляд своих темных, мрачных глаз. Его лицо отчасти утратило обычное выражение угрюмой отрешенности. В те минуты, когда лейтенант Эдселл забывал о своем лице, оно немного смягчалось, храня, однако, привычное выражение, как снятая перчатка хранит форму руки. Вот и сейчас в нем читалась борьба разных и, скорее всего, противоречивых чувств, которые почти постоянно раздирали лейтенанта — мнительность сочеталась с высокомерием, насмешливость несла в себе оттенок уязвленного самолюбия, порывистость умерялась расчетливостью, а к суетности примешивался скепсис.

В те минуты, когда лейтенант Эдселл не был охвачен азартом борьбы, не изощрял свой ум, вынашивая коварные планы, лицо его выражало подавленность и безнадежность. В минуты горьких раздумий он не мог не признаться себе, что часто терпит сокрушительные неудачи в своей непримиримой войне с существующим порядком вещей, что с утомительным постоянством его постигают все новые разочарования, хотя и прежних было более чем достаточно, чтобы дать ему casus belli[13]. В общем, это было желчное лицо неудачника, но не сломленного, а, скорее, озлобленного поражениями.