— Неужели вы согласитесь попасться из-за какого-то вздора? — враждебно спросила Софья Львовна, и ее «р» так и раскатилось.

— Это дело мое, — угрюмо оборвал Потапов.

Все притихли и смутились. Но Потапов, заметив, что настроение «понизилось», добродушно стал рассказывать за поданным обедом о подробностях своего бегства из ссылки.

— Знаете, как брили меня тогда?.. Топором…

— Ну, полно вам! — расхохотался Зейдеман.

— Ей-Богу, не лгу! Прибежал я в одно село. А там мужичок нам симпатизировал. Многим оказывал услуги, сначала за деньги, а потом и так. «Ну, барин, — говорит, — нечем тебя обрить, окромя как топором. А не брить нельзя, попадешься!» — «Валяй, — говорю, — коли умеешь! Один черт!» Три часа возился со мной… Чуть не заболел от самолюбия, а все-таки сбрил усы и бороду. Только благодаря этому маскараду я утек…

— Там-то было безопаснее, чем здесь, — с упреком заметила хозяйка.

— Чему быть, того не миновать!.. Я в свою звезду верю, — с удалью сорвалось у Потапова.

— У всех свой Ватер-рлоо когда-нибудь да настанет![192] — зловеще кинула Софья Львовна.

Он засмеялся.

— Тьфу! Типун вам на язык!..

IX

IX

Лиза поехала домой, спросила себе обед, но от волнения ничего почти не ела… Ее била лихорадка… Как сложатся теперь их отношения со Степушкой? Она понимала, что от этого второго свидания зависит характер всех последующих.

Он клялся не напоминать ей о том, что было… И он сдержит слово. Она это чувствовала. Они будут говорить о новых товарищах, о новом общем деле… сидеть далеко друг от друга. И он даже руки ее не коснется…

«Хочу я этого? Или нет? — с тревогой спрашивала она себя. — А если он опять начнет молить о ласке? Смогу я оттолкнуть его?.. Люблю я его или только жалею?..»

Закрыв глаза, она глядела в глубь своего сердца, и ее брал ужас. Казалось, она глядит в какой-то бездонный черный колодец… И еще ужаснее казалось ей собственное бессилие на чем-нибудь решить. От него она ждала только тепла и ласки. Братской ласки… Положить голову на грудь, чтобы он обнял крепко… И молчать, молчать… И не расставаться?

Она вздрогнула. Разве есть завтра в их любви? Каждый поцелуй его может быть последним. Прощаясь, она не знает, встретятся ли они когда-нибудь в этой жизни?

Она металась по анфиладе комнат.