III

III

Прошло три недели, и вот как-то в пять часов пополудни в квартире Тобольцева затрещал звонок… Судорожный… Длительный, как бы полный отчаяния и тревоги. Катерина Федоровна кинулась отворять.

— Фимочка!.. Что случилось?

Фимочка была белая вся, и разлатая шляпа ее как-то нелепо и криво сидела на голове. Губы ее прыгали.

— Муж дома?

В это мгновение Тобольцев показался из столовой, с салфеткой за галстуком.

— Лиза арестована, — сказала Фимочка и села в передней.

Катерина Федоровна всплеснула руками. Фимочка вдруг зарыдала. Это было так неожиданно, так необычно для нее, что Тобольцев тут только измерил глубину этого несчастья и осмыслил его.

Катерина Федоровна принесла стакан воды, сняла с Фимочки шляпу и тальму[241], провела ее в кабинет и тщательно заперла двери. Успокоившись немного, Фимочка стала рассказывать.

Это было днем, в два часа. Кто-то позвонил, и Стеша вбежала в ее комнату с криком: «Полиция!..» В передней стояли городовые, какие-то дворники на черном ходу… Никого не выпускают. Фимочка кинулась к Лизе…

— Точно меня толкнул кто… Ничего еще не знала, а почувствовала, что пришли за нею… Вхожу, а там обыск… Жандармы… все ящики открыты…

— А Лиза? — стремительно сорвалось у Тобольцева.

— Как каменная… Ни кровинки в лице, а видать, что гордость заела! Сидит в кресле, такая прямая, губы поджала…

— Да разве у нее было что-нибудь? — широко раскрывая глаза, спросила Катерина Федоровна.

— Еще бы не было! Когда ее за машиной нашли…

Тобольцев вздрогнул.

— За какой машиной? — крикнула Катерина Федоровна.

— Ну там, не знаю… как она называется?.. Мудрено так… Сидела и печатала… А на полу целый ворох готовых… как их там?.. прокламаций…

— Боже мой! — Катерина Федоровна взялась за голову.