— Прямо попущение божье после этой войны: на прошлой вечеринке она еще и замужем не была! — высказался Понделе.

— А у кого есть дети? — крикнул опять Крчма. — Ну, поднимайте же руки!

Рук поднялось довольно много; но Крчме показалось что-то не так, он снова пересчитал, после чего грохнул своим басом:

— Это что такое?! На двоих больше, чем женатых! Только спусти с вас глаза — и вся ваша нравственность тю-тю!

Он перевел взгляд на Руженку. У нее не рука поднялась, а кровь бросилась к горлу — Руженка смеется шуткам соседей, но что-то больно громко… Через год ей тридцать — правда, по нынешним временам шансы у нее еще есть, хотя несколько истеричное поведение как бы заранее определяет ее участь — остаться старой девой… Уже и теперь временами у нее и реакция-то какая-то кисловатая: когда Мишь предложила написать письмо той, кто дальше всех из отсутствующих, все одобрительно зашумели, только Ру-женка высказала сомнение: мы ведь и адреса-то толком не знаем… При этом она тайком поглядывала через стол на Камилла, а тот никак ей на это не отвечал.

— А что, если б Камилл прочитал нам кусочек из своего нового произведения?..

Сидевшие поближе неуверенно поддержали Руженку, Камилл явно смутился, стал невнятно отнекиваться, и Крчма мысленно покачал головой: неужели Руженка не знает, как обстоит дело с его «творческими успехами»? Или за те два года, что Камилл пробыл в армии, она уже забыла? А может, просто слишком быстро выпила свой бокал, что всегда снижало ее способность рассуждать?

— Оставь его в покое, видишь, у него и портфеля с собой нет, — выступила в защиту Камилла Мишь.

— Какого портфеля?

— Того, в котором он носил свои стихи! — ответил кто-то с легким оттенком злорадства.

Эх, милая Мишь, опять тебе — как бывало часто — не удалась попытка кому-то помочь, подумал Крчма. Взор его так и тянулся к ее смуглому лицу, к неизменному прямому пробору в волосах; она сидела рядом с Марианом, не отрывая от него преданных глаз.

— Как по-вашему, будут счастливы эти двое? — Крчма повернулся к Понделе, незаметно кивнув на молодоженов.

— Как сказать, — служитель допил свой бокал, чья-то рука тотчас снова наполнила его. — Насколько я знаю Мариана, семейное счастье ему вроде и ни к чему, а что до Миши — так ее счастье ни к чему вам…

— Наблюдательны вы, кум, только здорово все упрощаете…

Грубоватость и проницательность этого деревенского горожанина без следа смыли непостижимую взволнованность Крчмы и вернули ему трезвость суждений.

Кум Понделе несправедлив ко мне: я ведь желаю Миши всяческого счастья, ради него готов отдать даже ту малую радость, какую мне доставляет ее присутствие. Потому что, кроме этого, я не дал ей ничего… Или — дал хотя бы уверенность в том, что кто-то желает ей добра? Как знать…