— Примерно как и нам, — с горечью улыбнулась дипломированная служительница Талии. — Из-за этих телевизоров дети утратили индивидуальную фантазию, им нужна атмосфера коллективного восприятия, а если нет, то какой-нибудь заводила, который будоражил бы их воображение.

— Тем не менее мне хотелось бы познакомиться с этим заводилой, — сказала Мишь.

— Да вон он, кажется, — коллега указала на мальчика, который, выходя из раздевалки, упорно дергал за рукав абсолютно безучастного отца.

Редко встречающаяся стрижка ежиком у этого отца показалась Миши знакомой… Да это же один из ее прежних товарищей по медицинскому институту!

Он тоже узнал Мишь, несколько слов признательности за ее самоотверженный труд на радость детям, и потом:

— …А что поделывает Мариан?

— Он уже больше полугода работает в Денвере, в тамошнем Институте гематологии.

— Вот совпадение — туда как раз поехала сослуживица моей жены, некая Люция Хароусова, знать бы заранее, могла бы ты послать через нее Мариану свежие пирожки!

У Миши екнуло сердце.

— Это… дочь того академика?

Знакомый кивнул:

— Говорят, папочка устроил ей там стажировку, что ли.

— …Папа, а Кашпарек-то… Кашпарек спрятался от волшебника в колодец, ну папа! — все дергал отца за рукав маленький зритель — до Миши только сейчас дошло, что он повторяет одну и ту же фразу уже в третий раз. Удивительно, как дети по-своему преображают действие — ведь ничего такого в спектакле не было…

Стажировка… И как раз в Денвер…

— Да перестань ты меня дергать, поздоровайся с тетей и скажи, как тебя зовут!

— Добрый день. Я — Йозеф.

— Добрый день, Йозеф. А я — Кашпарек.

Миши страшно хотелось заинтересовать Йозефа, поболтать с ним, чтобы не слышать больше имени Люции Хароусовой. Но малыш, надувшись, отвернулся от нее. Весь его вид говорил, что с человеком, который ходит в старшую группу детсада, негоже позволять себе подобную мистификацию!

— Ну пока, вон мой трамвай!

Мишь вскочила в первый попавшийся — даже на номер не посмотрела.