— Почему? Это то же самое, что и переживания, только обычно гораздо менее утомительное.

Он поднимается на ноги, отряхивая фалды и брюки.

— Хорошо. Прости, что побеспокоил тебя, Эмили. Ты так во всем уверена, пора бы мне уже привыкнуть.

Глядя вслед брату, Эмили действительно жалеет его, немного, потому что он явно несчастен. Но что до грандиозного знамени горя, которое он пытается нести, то ей хотелось бы спросить: и где же эта миссис Робинсон? Бросает все, лишь бы быть с ним рядом, или отдыхает в Скарборо с мужем? Полно. Над мертвым воробьем не строят мавзолеев.

Такого, конечно, не говорят вслух. Но Эмили знает: это касается большинства вещей. Если хочешь их выразить, нужно искать другой путь.

— Давай, скажи это: «Зачем, Брэнуэлл, зачем?» Всегда должна быть причина, не так ли?

Брэнуэлл снова бросается на постель. Его худые, затянутые в носки ступни торчат нелепо… или жалко — Шарлотта уже не может с уверенностью сказать.

— Я поднялась к тебе, — осторожно начинает она, — потому что ты не завтракал, не обедал, и я… мы переживаем. Если в этом нет надобности, я уйду.

— Нет надобности — это в смысле, что ты можешь доложить внизу, что он с виду не пьян и с виду не принимал дозу опия, поэтому все нормально, можно и дальше весело притворяться, будто ничего случилось…

— Что значит «притворяться, будто ничего не случилось»? Ты хочешь сказать, что мы беззаботно порхаем по дому, тогда как наша постоянная тревога с утра до ночи — это ты? — Собственная свирепость застала Шарлотту врасплох, и ее голос понизился до мелких гортанных переливов. — Последнее, чего тебе стоит бояться, Брэнуэлл, это недостатка внимания. Я думала, ты наконец-то усвоил это.

Он приподнимается с кровати, шарит рукой в поисках кувшина с водой.

— Господи, как сушит. Дело в том, Шарлотта, что я рассчитывал получить письмо. Я знаю, за ней наблюдают и шпионят, но все-таки надеялся, что у нее как-то получится… И я понимаю, как нелепо и презренно находиться в состоянии, когда все твои надежды, даже способность сделать очередной вдох, заключены в письме, в ожидании, что оно пробьется к тебе и все такое, а потом, когда оно не приходит, просто хочется умереть. Ах, если бы ты могла понять…

— Нет. — «Давай, скажи все, как есть», — подстегивает себя Шарлотта. — Я не понимаю, Брэнуэлл. Прости. Я могу видеть только то, что сейчас перед моими глазами. Я могу думать только, что тебе ни в коем случае не следовало сворачивать на эту дорогу. Ты должен был знать, куда она приведет.

Его взгляд почти робок.

— Когда-то мы понимали друг друга… Помню, ты говорила, что мы понимаем друг друга слишком хорошо.