Из этого должно что-то получиться.
Но сначала она должна столкнуться с бурей. Она подготовила себя. Она сидела за обеденным столом, положив перед собой блокнот, когда Эмили и Энн вошли.
— Что ты делаешь? — Стоял свежий осенний день, и больно было смотреть, как яркий розовый румянец на щеках Эмили мгновенно и полностью поблек: задули свечу. — Что, ради всего святого, ты надумала сделать?
На несколько мгновений, пока Эмили шла к Шарлотте, той показалось, что ее ударят: у нее даже было время представить, как это произойдет. У Эмили, вероятно, хороший прямой удар кулаком. Но Эмили вместо этого схватила блокнот и прижала его к груди.
А потом что-то в этом жесте, казалось, одновременно развеселило и вызвало отвращение у Эмили — эти два чувства в ее груди всегда шли рядом, — и она уронила блокнот обратно на стол.
— Не знаю, почему я это делаю. Очевидно, ты уже смотрела.
— Да. Я случайно на него наткнулась и не могла не заглянуть, а потом… потом не смогла оторваться от чтения. Эмили, неужели это так плохо? Я знала, что ты пишешь. Но не знала, как бесстрашно, как…
— Я не давала тебе разрешения. Ты вторглась.
Эмили стояла над ней, нерушимая, как скала: казалось, будто ее тень может накрыть тебя холодной тьмой.
— Да, я сознаюсь в этом и очень сожалею. Но в то же время радуюсь. Я рада, что мне выпал случай увидеть…
— Он не выпал. Ты его украла. — Эмили повернулась к Энн: — Советую закрыть на замки все личные вещи, Энн. Она начнет совать в них нос, не успеешь и глазом моргнуть.
— Я знаю, что должна была спросить. Мне все это время было интересно. И… и мне хотелось, чтобы мы могли, как раньше, делиться своими сочинениями.
— Тогда все было иначе, — отрезала Эмили. — Прошло то время.
— Мы могли бы вернуть его.
— О, нет. Первым должно идти доверие.
— Знаю, знаю, что обидела тебя, и не жду скорого прощения. Но, Эмили, твои стихи так хороши, они… они