Нет, не надо. Если скрести ее с рвением и яростью до тех пор, пока не обдерешь костяшки пальцев до крови, то вымоешь, несмотря на боль, усиленную к тому же горячей водой.

— Я не вижу, — говорит Энн. Они преодолели всю гамму Национальной галереи и выставки Королевской академии, и Энн имеет в виду, что, пропустив через себя столько образов, глаза уже отказываются служить. Свет факелов, леопарды, моря, жемчужины, подлесок, лица: особенно лица, которые словно хотят рассказать ей о столь многом. Не может, просто не может больше видеть.

— Это утомительно, — соглашается Шарлотта; ее застывшее лицо кажется белым как мел. Но почему-то знаешь, что для нее все иначе, что она хочет идти дальше и не терять ни минуты.

— Я все думаю о Брэнуэлле, — говорит Энн. — Ему бы все это понравилось.

Шарлотта ничего не отвечает. Иногда возникает ощущение, будто она вообще не знает, кто такой Брэнуэлл.

Снова посадка на поезд: Лондон безразлично звенит и толпится вокруг сестер Бронте, как будто их короткого пребывания вовсе и не было. Тем не менее это не так: сами того не зная, они произвели небольшое волнение, которое еще выплеснется наружу. Возможно, Эмили была права, думает Шарлотта, и после этого уже ничего нельзя будет вернуть. Утренний свет пронзителен и тяжел, как будто сделан специально для головной боли. Носильщики швыряют чемоданы, как снаряды, а грохот закрываемых дверей вагонов напоминает серию взрывов. Шарлотта силится подсчитать, сколько часов ей удалось поспать за эти четыре дня: вероятно, все вместе потянет на одну полноценную ночь. Безусловно, ко вчерашнему дню ее сознание любопытным образом истончилось, как будто опыт переписывали на папиросную бумагу. Быть может, подходящее умонастроение для визита к мистеру Ньюби на Мортимер-стрит. Энн переступила порог мягко, но решительно, Шарлотта же подготовилась к сокрушительной битве — но, как ни странно, встреча с бледным, вкрадчивым, неумолкающим ничтожеством, которым оказался мистер Ньюби, не потребовала от них особых действий. Он обрадовался, что встретил их, и с готовностью согласился, что его поведение и ложная реклама произведений Беллов были шокирующими, недопустимыми, а потому это следует немедленно прекратить… Когда они ушли, нагруженные любезностями и заверениями, у Шарлотты осталось ощущение, будто она пытается схватить мокрое мыло. Она по-прежнему не доверяет мистеру Ньюби, но Энн готова положиться на его слово.

— Не все же, — сказала она, — могут быть такими, как твой мистер Смит.

Шарлотта хочет возразить: «Он не мой мистер Смит», хотя много думает о нем. Откровение: у него сжатый, изящный ум, и он оставляет приятное пространство, когда бизнес пересекается с искусством. После ужина Смит сидел рядом с ней и рассказывал, как впервые читал «Джен Эйр»: воскресным утром, после завтрака, он отправился к себе в кабинет, рассчитывая бегло просмотреть рукопись, но очертания воскресенья растаяли вокруг, а он все никак не мог оторваться от романа. «Я пропустил обед. Пропустил прогулку верхом. Я согласился поужинать только затем, чтобы проглотить еду, и, не говоря ни слова, поспешил обратно в кабинет. — Вокруг его глаз расходятся лучи веселого настроения. — Моя бедная матушка и сестры решили, что я, наверное, обиделся на них…» Очень лестно. Очень лестен весь этот суматошный, ошеломительный, нереальный визит. К счастью, она чересчур благоразумная и чересчур взрослая, чтобы быть чересчур польщенной.