Герасима возмущало, что лишь немногие рабочие вспоминали о Хорвате, а все остальные словно совсем позабыли о нем. Однажды он заговорил об этом с Трифаном и обрадовался, когда узнал, что тот думает так же, как и он.

2

Герасим достал из шкафа ящик с инструментами и протиснулся между машинами. Цементный пол был влажным, обрывки хлопка прилипали к отсыревшим стенам. Герасиму казалось, будто часы бегут с необыкновенной быстротой: он удивился, когда завыла сирена, извещая о конце рабочего дня. Дома мать ругала его за упорное молчание. Она считала, что сын болен, и плакала, когда он начинал поносить всех докторов и все их лекарства. Впрочем, последнее время она плакала из-за каждого пустяка. Отъезд Петре в Инеу, вопросы и сочувствие соседей, их перешептывания, косые взгляды — все вызывало у нее слезы. Напрасно Герасим старался ее успокоить, круги под глазами у нее становились все больше. Она сделалась задумчивой, молчаливой, Герасим боялся, что мать снова начала ходить в церковь. Она уверяла, что нет, а он не стал следить за нею. Сказал сам себе: «Из уважения к маме».

Но больше всего Герасима мучил вопрос о сборке станков. После смерти Хорвата никто этим не занимался, словно сама эта проблема перестала существовать вместе с ним. Герасим злился, а Жилован, секретарь цеховой парторганизации, критиковал его.

— Чего ты волнуешься? Этот вопрос зависит от уездного комитета. Они же вынесли решение.

— Но тогда почему же ничего не делается?

Жилован пожал плечами и переменил тему разговора. Ему нечего было ответить.

«Нет-нет, нельзя поддаваться мрачным мыслям, — сказал себе как-то Герасим. — Тем более после случая с Балотэ».

Они сидели друг против друга в столовой и говорили о Хорвате.

— А может быть, он покончил с собой, — смеясь, сказал Балотэ. — Он был такой меланхолик.

У Герасима потемнело в глазах и, не раздумывая, он в сердцах ударил Балотэ изо всех сил, прямо между коричневых с красноватыми прожилками глаз. За это дисциплинарный комитет удержал с него заработок за три дня. Все случившееся объяснили местью за брата, которого когда-то побил Балотэ. Герасим послал к черту и деньги, и предупреждение, которое ему прислал цеховой комитет. Но Жилован беседовал с ним более получаса, и там, у него в кабинете, Герасим почувствовал себя несколько пристыженным, хотя так и не смог сказать, что раскаивается в том, что сделал.

Он не боялся ни угроз Балотэ, ни его друзей из Гая. Его беспокоило другое: он обязан был сделать для Хорвата гораздо больше, а не просто избивать тех, кто грязнил его память.