Герасим вздрогнул. Широко раскрыл глаза, потом сказал, чуть не заикаясь:

— Не понимаю, товарищ Бэрбуц. — Он почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.

— Я так и думал, что ты начнешь с этого. — И Бэрбуц резким движением поднес палец к лицу Герасима. — Ты знаешь, что партия не допускает фракций?

— Все равно не понимаю, товарищ Бэрбуц, — уже спокойно сказал Герасим. — О каких фракциях речь?

— О твоей деятельности на фабрике. Вижу, что, с тех пор как тебя по ошибке выбрали в фабричный комитет, у тебя закружилась голова. Ты прекрасно знал, что уездный комитет принял меры для сборки станков. Зачем тебе понадобилось проводить агитацию в четырех партийных ячейках? Чего ты добиваешься? Сборки станков. Того, что уже решено? Да? Нет, конечно, нет! Если желаешь, я скажу тебе; хочешь подорвать авторитет уездного комитета, выдвинуться, преуспеть. И для Этого, товарищ Герасим, ты пользуешься теми же методами, что и правые социал-демократы.

— Я действую так, потому что дирекция во главе с инженером Прекупом сопротивляется, саботирует сборку станков и смеется над нами. Мы хотели уже приступить к сборке, но они повесили замок и поставили к дверям охрану. Что ж, может быть, тот факт, что я критикую вас, членов уездного комитета, за то, что вы недостаточно энергичны, означает фракционизм?

— Тише, господин Герасим, — прервал его Бэрбуц. Прядь волос отделилась от его аккуратной прически и упала на лоб.

Герасим встал. Сжал кулаки.

— Не господин, а товарищ Герасим. Этого я даже от вас требую.

— Сядь, пожалуйста, — сказал Бэрбуц и глубоко вздохнул. — Я позвал тебя, чтобы задать тебе несколько вопросов.

— Скажите открыто: на допрос!

— Сядь, пожалуйста. — Лицо Бэрбуца осветилось доброжелательной улыбкой. Герасим сел, помрачнев. — Видишь ли, — продолжал Бэрбуц, — этот левый загиб приведет тебя туда же, куда привел толстяка Хорвата.

— То есть и я буду убит?

— Ты с ума сошел? — рявкнул Бэрбуц и от ярости побелел как стена. — Какие слова ты говоришь здесь?..

— Я думаю, что имею право так говорить. Тем более, что речь идет о герое рабочего класса, а не о «толстяке Хорвате». Зачем вы пригласили меня, товарищ Бэрбуц?

— Только затем, чтобы предупредить тебя… Впрочем, решать будет ячейка. Об одном прошу тебя: не говори потом, что я тебя не предупреждал.

— Да, товарищ Бэрбуц, теперь мне кажется, я вас понял. После такого предупреждения меня, возможно, исключат из партии, потому что по существу все зависит от вас… Ведь вы…

— Не от меня зависит, а от партии. Запомни это.

— Если так, мне бояться нечего. Скажу вам прямо, я не боюсь, даже если это зависит от вас. И скажу вам вот что. Отныне я буду бороться изо всех сил, чтобы смерть Хорвата не была напрасной.