— Слушай, товарищ Герасим, — начал Бэрбуц дружески, очень сердечно, как будто его больно задевала слепота собеседника. — У тебя достаточно высокий политический уровень. Я показал тебе только, куда может привести путь, на который ты встал. Было бы жаль потерять тебя. Партия лишилась бы работника, который со временем мог стать очень ценным… В настоящее время у нас есть гораздо более важные задачи, чем сборка старых станков.
— Это не старые станки.
— Хорошо, это новые станки, но не хватает множества деталей, которые можно изготовить только на Западе.
— Неправда. Их можно сделать и здесь. И если их не хватает, то только потому, что мы не были достаточно бдительными. Большинство деталей разворовано за последние две недели.
— Да не об этом речь. Я сказал, что ты можешь стать стоящим работником. Я пригласил тебя еще по одному вопросу… Партии нужен стоящий работник на очень ответственный пост. Как я уже сказал, из тебя может вырасти такой работник. В волости Ширия у нас нет секретаря. Ты знаешь, какое важное значение имеет Ширия? Мы здесь, в уездном комитете, подумали о тебе.
— Я не поеду в Ширию.
— Значит, отказываешься от партийного поручения?
— Да.
— Хорошо, товарищ Герасим. Я запомню это.
— И я хотел вот еще что спросить: решил уездный комитет собирать станки или нет?
— Конечно, решил.
— Тогда в чем же дело?
— Здесь задаю вопросы я! — взвизгнул Бэрбуц. — Я кончил, товарищ Герасим! Член партии, который отказывается от партийного поручения, меня не интересует.
Герасим осторожно поставил на место стул и направился к двери. Он уже взялся за ручку, но передумал и вернулся.
— Что же вы мне советуете, товарищ Бэрбуц, не агитировать за сборку станков?
— Я тебе сказал все, что хотел сказать. Думаю, что я достаточно ясно выражался.
— Да, я тоже так думаю. — Герасим вышел, не попрощавшись.
3
На другой день Герасиму все виделось в мрачном свете: и цех, и станки, и нити. Он не мог найти себе места, ходил взад и вперед с ящиком для инструментов через плечо. У него не было никакого желания присутствовать на бесконечных заседаниях фабричного комитета. Он был даже рад, что его выбрали простым членом комитета и не сняли с производства. Можно было бы с ума сойти, выслушивая бредни Симона о том, как станут жить через сто лет, когда работать будут только два часа в день и не будет денег. Симон был обо всем этом так хорошо осведомлен, что неискушенный человек слушал его, разинув рот.