В море слюны язык притаился змеей; в поисках нерва он влез в дупло коренного зуба и освободил его от режущей боли — теперь можно уснуть, утонув в море сна, но скоро наглый и самодовольный свет дня разбудит его. Этот свет превращает знатного роатанца в бедного погрузчика бананов, вырвав его из свиты короля Турунимбо — короля пены и миндальных тортов.

Песня, кошачий концерт, надоедливое верещанье. Песня — для тех, кто понимал значение этих слов, положенных на мелодию «флотской» (японские, немецкие, русские подводные лодки ставили под угрозу Панамский канал всякий раз, как только речь заходила об увеличении заработной платы на банановых плантациях, о человеческих условиях работы или о суверенитете страны). Кошачий концерт — для тех, кому чертовски надоели всякие декларации, которыми их, взрослых людей, пичкают каждый день, словно младенцев или кретинов. Надоедливое верещанье — для тех, кто сравнивал эту песенку с петушиным кукареканьем, ревом осла, ржанием лошади или блеяньем овцы…

С того самого времени, когда произошло несчастье с Поло Камеем — телеграфистом, который покончил жизнь самоубийством, после того, как его обвинили в шпионаже и передаче сведений для японских подводных лодок, вторгшихся в территориальные воды страны, — никто еще не слыхивал на побережье столь трагического и столь издевательского напева.

— Тираж задерживается, газета выйдет позже, лучше бы вытащить это клише и вместо него поставить объявление… — сказал начальнику цеха метранпаж, верстая первую полосу, перед тем как ее закрепить. — Не закрепляйся, не огорчайся!.. — насмешливо пропел он.

— Эх ты, косточка от айоте… — оборвал его начальник цеха гнусавым голосом сеньориты определенной профессии. — Разве ты не читал шапку на первой полосе… прочти-ка… на все колонки… «Немецкие подводные лодки — в водах Центральной Америки!»

— В таком случае Факир не сможет уйти? Из линотипистов он один остался, чтобы вставить правку…

— А ты что, не видишь, что у меня в руке? Вставные зубы, что ли? Быстрей кончай верстать полосу, иначе мы увязнем так, что и не вылезем… Брось, я сам это сделаю, дай-ка… — С этими словами начальник цеха взял в руки ключ, ослабил уже сверстанную полосу и начал перебирать металлический шрифт, весь в типографской краске, пока не нашел — скорее пальцами, чем взглядом, — подпись под клише, которую следовало сменить.

— «Я… пон… ская… под… лодка…» — прочитал он, — вот здесь нужно поправить!.. — Он вытащил строку и поставил вместо нее другую и снова прочел вслух: — «Не… мец… кая… под… лод… ка… ставит под угрозу Панамский канал».