— Вот вы где меня ждете! И давно?

— Около часа, — ответил я дрожащим от волнения голосом.

Ей, очевидно, почудилось в моем ответе нечто вроде упрека, и она полушутя-полусерьезно сказала:

— Сами, дорогой мой, виноваты! Я жду вас уже полтора часа! Откуда мне было знать, что вам понравится это романтическое место? Я вас заметила случайно.

«Она ждала меня! Стало быть, я для нее кое-что значу!»

— Благодарю вас! — прошептал я, заглядывая ей в глаза.

— За что? — спросила она и, не дожидаясь ответа, взяла меня под руку: — Пойдемте же!

Я шел, приноравливаясь к ее торопливым шагам. Спросить, куда мы идем, я не решался, и мы оба молчали. Это затянувшееся молчание мне даже нравилось, но все же я испытывал некоторую неловкость. Несколько минут тому назад в моем уме теснились мысли, одна другой прекраснее и значительней. И вдруг они испарились, и я не мог найти никакой зацепки для разговора. Я исподтишка взглянул на свою спутницу. Она шла с потупленным взглядом, не подавая вида, что замечает мою скованность и волнение, — только глубокое спокойствие и улыбка, затаившаяся в уголках губ. Левая рука ее покоилась на моей руке. Указательный палец, казалось, направлен был на какую-то точку впереди.

Когда через несколько минут я снова бросил на нее взгляд, ее густые, широко раздвинутые брови были приподняты, лоб наморщен. На веках синели тонкие прожилки. Длинные черные ресницы слегка подрагивали под тяжестью повисших на них блестящих дождинок. Намокли и пряди волос, выбившиеся из-под берета.

— Что вы так внимательно меня разглядываете? — спросила она.

Этот вопрос зрел и в моей голове. В первый раз я так бесцеремонно рассматриваю женщину. И что еще более странно — продолжаю смотреть на нее и после того, как она задала мне свой вопрос. Я был сам удивлен своей смелостью.

— Вам это неприятно? — ответил я вопросом на вопрос.

— Я не потому спросила! Напротив, мне это приятно.

Глядя в ее черные глаза, я спросил:

— Скажите, вы немка?

— Да! Почему вы спрашиваете?

— Потому, что вы не блондинка и глаза у вас не голубые.

— Не все немки — блондинки, — ответила она, как-то неопределенно улыбнувшись, и после некоторого колебания добавила: — Отец мой — еврей. Мать — немка. Кстати, она не блондинка.

— Значит, вы еврейка?

— Да… Вы, надеюсь, не антисемит?