— Может быть, когда я буду далеко от этого места, но не раньше. Я не могу. Для рядового легионера маковый сироп недоступен, а некоторые из них еще в худшем положении, чем я. — Октавиан поморщился, шевельнувшись на походной кровати. — Если я хочу изгладить из памяти Филиппы, я должен держаться.
— До тех пор, пока это не грозит твоей жизни, Цезарь.
— Я выживу!
Потребовалось пять рыночных интервалов, чтобы перевезти носилки с Октавианом в Тергесту, и еще три недели, чтобы доставить его в Рим через Анкону. В рану попала инфекция, и Апеннины он переходил уже в бреду. Но помощник хирурга, который сопровождал его, вскрыл образовавшийся абсцесс, и к тому времени, когда его внесли в собственный дом, он уже чувствовал себя лучше.
Ливия Друзилла покрыла его слезами и поцелуями и объявила, что будет спать в другом месте, лишь бы ему ничто не угрожало.
— Нет, — решительно отверг он, — нет! Меня поддерживала только мысль, что я буду лежать рядом с тобой в нашей постели.
Довольная, но озабоченная Ливия Друзилла согласилась разделить с ним постель, но при условии, что колено поместят как бы в «каркас» из тростника.
— Цецилий Антифан знает, как вылечить колено, — сказала она.
— Насрать мне на Цецилия Антифана! — разозлился Октавиан. — Если за эту кампанию я понял что-то, моя дорогая, так это то, что наши армейские хирурги бесконечно более талантливы, чем любой врач-грек в Риме. Публий Корнелий отдал мне Гая Лициния, и Гай Лициний будет продолжать лечить меня, это ясно?
— Да, Цезарь.
То ли благодаря заботам Гая Лициния, то ли потому, что Октавиан в двадцать девять лет был значительно крепче, чем в двадцать, но, находясь в своей постели рядом с Ливией Друзиллой, он быстро поправлялся. Когда он впервые вышел на улицу и прошел к Римскому Форуму, ему пришлось опираться на две палки. Но еще через две недели он уже ходил, опираясь на одну палку, да и ту быстро отбросил.
Люди приветствовали его. Никто, даже самые преданные Антонию сенаторы, больше не вспоминал о Филиппах. Колено (удобное место для неприятной раны, как он понял) можно было всем продемонстрировать, а после снятия повязки люди, увидев рану, охали и ахали над ней. Даже шрамы на ладонях и руках производили впечатление, поскольку некоторые занозы были огромными и глубокими. Героизм Октавиана был налицо.
Вскоре после его выздоровления пришла новость, что в Сисции неспокойно. Агриппа, взявший этот город, оставил Фуфия Гемина командовать гарнизоном, и вот теперь иапиды восстали. Октавиан и Агриппа отправились на помощь, но Фуфий Гемин уже подавил восстание без них.