Взглянув на кровать, она подумала вдруг: а почему бы не спрятаться в гробнице? Конечно, сейчас в нее можно войти через отверстие, но, прежде чем Октавиан прикажет своим людям войти, она закричит в переговорную трубу, что если они это сделают, то найдут ее умершей от яда. Такой смерти Октавиан ей не простит. Все его многочисленные враги будут кричать, что это он отравил ее. Но она должна оставаться живой до тех пор, пока не сможет заставить его поклясться, что ее дети будут жить и не будут зависеть от Рима. Если хозяин Рима откажется, она отравит себя публично и так ужасно, что бесчестье ее смерти навсегда разрушит его политический образ.

— Я останусь здесь, — сказала она Хармиан и Ирас. — Положите кинжал вон на тот стол, а другой кинжал около переговорной трубы и немедленно идите к Хапд-эфане. Скажите ему, что я хочу пузырек чистого яда. Октавиан никогда не дотронется до живой Клеопатры.

Этот приказ Хармиан и Ирас поняли так, что их хозяйка хочет умереть прямо сейчас. Так же понял намерение Клеопатры и Аполлодор, когда две плачущие женщины пришли во дворец.

— Где царица?

— В гробнице, — рыдая, ответила Ирас и поспешила на поиски Хапд-эфане.

— Она собирается умереть еще до того, как Октавиан подойдет к Александрии, — сквозь слезы выговорила Хармиан.

— Но Антоний! — воскликнул потрясенный Аполлодор.

— Антоний намерен умереть завтра в сражении.

— К тому времени дочь Ра будет уже мертвой?

— Я не знаю! Может быть… наверное… я не знаю!

И Хармиан поспешила найти свежую еду для своей хозяйки в гробнице.

Через час все во дворце знали, что фараон собирается умереть. Ее появление в столовой удивило Ха-эма, Аполлодора и Сосигена.

— Царица, мы слышали… — произнес Сосиген.

— Сегодня я не умру, — почти весело сказала Клеопатра.

— Пожалуйста, царица, не торопись, подумай еще! — умолял Ха-эм.

— Что, никаких видений по поводу моей смерти, сын Пта? Успокойся! Не надо бояться смерти. Никто не знает этого лучше, чем ты.

— А господин Антоний? Ты скажешь ему?

— Нет, не скажу. Он все еще римлянин, он не поймет. Я хочу, чтобы наша последняя ночь была потрясающей.

Ту последнюю ночь Антоний и Клеопатра провели в объятиях друг друга. Они ни о чем не думали, каждой клеточкой своего тела отдаваясь любви. Все ощущения были невыносимо обострены. Боги покидали Александрию. Они возвестили о своем уходе еле уловимой дрожью, вздохом, громким стоном, который постепенно затих, как затихает гром вдалеке.