— Так что мы будем делать сейчас? — поинтересовался Эпафродит.

— Ты расположишься в большом коридоре у покоев царицы и будешь записывать всех, кто входит к ней. Никто не должен приводить к ней детей. Пусть она потомится несколько недель.

— Разве тебе не нужно было срочно уехать в Рим? — спросил Галл, мечтающий, чтобы его скорее предоставили самому себе в этой замечательной стране.

— Я не двинусь, пока не достигну цели. — Октавиан поднялся. — На улице еще светло. Я хочу увидеть гробницу.

— Очень красиво, — прокомментировал Прокулей, когда они проходили по помещениям, ведущим к комнате с саркофагом Клеопатры. — Но во дворце намного больше красивых вещей. Ты думаешь, она сделала это намеренно, чтобы мы позволили ей сохранить свои украшения для жизни после смерти, в которую они верят?

— Может быть.

Октавиан осмотрел комнату с саркофагом и сам саркофаг из алебастра с искусно нарисованным портретом царицы на крышке.

Из двери в дальнем конце комнаты донесся зловонный запах. Октавиан прошел в комнату с саркофагом для Антония и в ужасе остановился как вкопанный. Что-то напоминающее Антония лежало на длинном столе, его тело было погружено в раствор натриевой соли, лицо еще оставалось на поверхности, потому что мозг Антония надо было вынуть по кусочкам через ноздри, а потом полость черепа заполнить миром, кассией и крошками фимиама.

Октавиана чуть не вырвало. Жрецы-бальзамировщики вскинули головы и вернулись к прерванной работе.

— Антоний, мумифицированный! — поразился он. — Смерть неримлянина, но именно такой смертью он хотел умереть. Я думаю, на эту процедуру уйдет месяца три. Только потом они удалят натрий и завернут его в бинты.

— Клеопатра захочет того же?

— О да.

— И ты разрешишь продолжать этот отвратительный процесс?

— А почему бы и нет? — равнодушно ответил Октавиан и повернулся, чтобы уйти.

— Вот для чего отверстие в стене. Чтобы жрецы могли приходить и уходить. Когда работа будет закончена — с ними обоими, — двери запрут и отверстие заделают, — сказал Галл, показывая дорогу Октавиану.

— Да. Я хочу, чтобы они оба стали мумиями. Таким образом они будут принадлежать Древнему Египту и не станут лемурами, преследующими Рим.

Проходили дни, а Клеопатра отказывалась сотрудничать. На Корнелия Галла снизошло прозрение, почему Октавиан не хочет видеть царицу: он ее боялся. Его безжалостная пропагандистская кампания против царицы зверей победила даже его. Он опасался, что, если встретится с ней лицом к лицу, сила ее колдовства возьмет над ним верх.

На каком-то этапе она начала голодать, но Октавиан прекратил это, пригрозив убить ее детей. Старая хитрость, но она всегда срабатывала. Клеопатра снова стала есть. Безжалостная война нервов и воли продолжалась. Ни одна сторона не хотела сдаваться.