Трах, трах-трах, трах, трах-трах-трах-трах – новые разрывы, и еще острей запахло ананасами.

– А вдруг они заодно лупят и отравляющими? – сказал Эванс. – То-то мы с вами будем хороши! За этой грушевой вонью ничего другого не разобрать. Ф-фу! Прямо как на конфетной фабрике.

Оба засмеялись – и опять принялись утирать слезы.

Через десять минут вышли к самой большой воронке. Здесь, на вершине холма, дул свежий ветер, он разогнал газ. Обожженным глазам стало полегче.

– Пришли, – сказал Эванс. – А вот и бывшая «ничья земля». Но где, к черту, наша передовая, – хоть убейте, не пойму. Останьтесь тут, Уинтерборн, и велите сержанту Перкинсу ждать, пока я не вернусь. Пойду на разведку.

– А я вернусь, сэр, и приведу всех сюда.

– Ладно.

И лейтенант исчез в темноте. Уинтерборн вернулся к саперам, которые ощупью уныло брели по пропахшему газом окопу. Потом дождались Эванса, и он по бывшей «ничьей земле» провел их к какому-то очень глубокому окопу. Повернули налево. Эванс шепнул Уинтерборну:

– Тут сплошь – немецкие окопы. Смотрите, какие глубокие. Я не видел ни души, и надписи всюду немецкие. Хоть убейте, не знаю, где мы. По-моему, мы просто залезли к бошам.

Скинув с плеча винтовку со штыком, Уинтерборн пошел впереди Эванса. Изредка в небо взмывали осветительные ракеты, но, странно, казалось, они летят со всех сторон – не только спереди и с боков, но даже сзади. Окопы были необычайно глубоки и темны, и слабо освещались лишь в те мгновенья, когда разгоралась в небе ракета или мелькали короткие вспышки разрывов. А они все шли и шли, то и дело минуя поперечные ходы, уже совсем не разбирая дороги, и может быть, даже кружили на одном месте. Они слышали бормотанье и приглушенную ругань плетущихся сзади саперов. На очередном перекрестке они в отчаянье остановились. Уинтерборн поднялся на какой-то бугорок посреди широкого окопа и вглядывался в темноту, Эванс посмотрел на светящийся циферблат ручных часов:

– Ох, черт! Мы бродим по этим проклятым окопам уже почти три часа. Если не доберемся сейчас же до места, будет совсем поздно – ничего не успеем сделать.

Уинтерборн схватил его за руку:

– Смотрите!

По окопу к ним двигались какие-то тени, едва различимые на фоне неба. Тьма, касок не разглядеть. Свои или немцы?

– Окликните их, – шепнул Эванс.

Уинтерборн вскинул ружье:

– Стой! Кто идет?

– Фронтширцы, – отозвался усталый голос.

– Спросите, какая рота, – подсказал Эванс.

– Какая рота?