Я пью собственный вариант лос-анджелесского джин-тоника. Карен прихлебывает чай. Она показывает на лоб, словно подчеркивая, где именно у меня красуется непристойная татушка. Все это напоминает мне о других татуировках — на теле у Пинка. Понятное дело, я заливаюсь краской.

— Ага. Как его зовут, для начала?

— Пинк.

— А покраснела-то, покраснела! И что это за имя?

— Ну, на самом деле он Джефф, хотя друзья зовут его Пинк. Он музыкант группы «Бразерс», ударник.

Его обожают геи, поэтому Пинк.

— О, да я его знаю! — Странно, ведь музыкальные вкусы Карен застряли в восьмидесятых. — Ударник, да? И руки такие ловкие-ловкие?

— Очень. — Я густо краснею.

— Ах ты, мартышка! — Карен словно увидела меня в новом свете. — Сильная разница?

Я фыркаю от смеха:

— С кем?

— С Адамом.

— Адам — респектабельный горожанин сорока трех лет, для него новая женщина — приключение и всплеск эмоций. Пинк — тридцатишестилетний безбашенный музыкант, для него приключение — отсутствие женщин. Как можно сравнивать?

— И все-таки?

— Желаешь подробностей? — Мы обе громко хохочем.

— Да, очень здорово различается. Нечто совсем другое. Но это только секс. Секс, ничего больше.

Карен смотрит на меня в притворном ужасе.

— Ты в него часом не влюбилась?

— Нет. Чистое, незамутненное сексуальное желание.— Что-то ты стала говорить как Адам.

— Может, я дозрела до того, с чего он начал.