— Муса! — окликнул я. — Оторвись от плова.
Муса с чайником в руке нерешительно шагнул к столу.
— Чай после пьют, сосед! Сперва вот это, — я протянул ему рюмку с коньяком.
Послышалось покашливание Огулнияз, Муса тоскливо посмотрел наверх и оставил рюмку.
— Я не пью, — вяло сказал Муса. — Сами ешьте и пейте. — Он боязливо посмотрел на брата. Заметив, что Посалак не обращает на него никакого внимания, наклонился к Ягмуру. — Дома все благополучно? — спросил торопливо.
Тот вежливо кивнул, но ничего не ответил.
Разговаривая с Посалаком, я незаметно наблюдал за Мусой. Именно на таких торжествах проявляется все светлое и веселое, что есть в человеке. Однако Муса оставался бесцветным и вялым. Казалось, он все время ждет окрика, так растерянно, неприкаянно он оглядывался по сторонам, так осторожно протягивал руку к чайнику. И чай пил экономно, не разбрызгивая ни капельки.
Почему он так скован? Все его чувства, все его желания надежно заперты. Человек в футляре. Вот он кто, Более точных слов невозможно подобрать.
— Ай, Муса, — снова Огулнияз.
Муса не двинулся, только поднял глаза вверх и застыл словно перед фотоаппаратом.
— Девушек пошли сюда!
Муса поставил пиалушку на стол и направился в дом, к женщинам. Вскоре оттуда вышли Бике, Гогерчин и Энеш. Очевидно, Энеш решила проводить сестер. По сверкающим ярким глазам молодой матери было видно, что она довольна жизнью. Улыбаясь, прошла она мимо отца, приостановилась около мужа и что-то шепнула ему. Парень смущенно улыбнулся, кивнул.
— Аю, Бпке! Идите быстрее, я хочу немного подремать.
Это, конечно, означает совсем другое: а ну-ка, не задерживайтесь возле мужчин.
Муса вернулся, сел рядом со мной, снова потянулся к недопитой пиале.
— Что сказала тебе Энеш? — спросил Посалак у зятя.
— Много не пей, сказала.
— Если так, то давай-ка наливай, — весело приказал Посалак. — Нужно, конечно, уважать женщину, но действовать мужчина должен самостоятельно, по-мужски. — Посалак в упор посмотрел на Мусу, тот опустил глаза. — Давай-ка сейчас поднимем бокалы за здоровье наших милых женщин, которые так не любят, когда мы пьем! Слышишь, Гумры, за вас пьем! — зычно крикнул Посалак.
Голоса на мгновение стихли, а потом раздался взрыв смеха и нестройное "Спасибо!".
Ягмур налил в рюмки коньяк, пододвинул Мусе его нетронутую рюмку. Затем позвал Огулнияз: