Он стоял на пороге спальни, внимательно меня разглядывая.

– Видишь, – начала я ему объяснять, – здесь есть еще кто-то. Это трудно сразу понять, но этот кто-то… или некто… Это внутри меня… Ну, чтобы тебе было понятнее – второе я. Считай, что у тебя сейчас две жены, вместо одной. Но не пугайся, хорошо? Ты можешь даже переспать с ней, если хочешь. Подружись с ней, попробуй узнать ее получше, не впадай только в панику и постарайся ее покорить… Ты знаешь, как это делается. Она, быть может, еще больше я, чем я сама. Возможно даже, что она еще девственница. Я сама еще не до конца изучила ее. Чувствую, что вскоре она заговорит… Ты услышишь, когда это произойдет.

Он стоял, закрыв лицо руками, не мог, похоже, или не хотел этого принять. Отказываясь слушать меня.

– Она совсем простая. Даже в чем-то примитивная. У нее нет привычки ходить по магазинам, потому что она не понимает различия между тем, что принадлежит ей, а что нет. Она пришла из пустыни. Но ты увидишь сам – с ней можно говорить. И ее можно полюбить. Вот и скажи ей все это. Ты ведь так ловко управляешься со словами. Проверь это еще раз на ней. Попытайся. Она должна ощутить твое присутствие. Ты ведь сейчас в отставке… руки у тебя развязаны, времени сколько угодно… Она может дать твоей жизни новый смысл.

– Хватит! – закричал он. – Ты делаешь все это специально. Это просто представление… театр…

– Ты ошибаешься, Иегуда. Все не так. Послушай. Сейчас она заговорит с тобой. Продемонстрирует. Чтобы ты поверил.

И она на самом деле заговорила. Быстро так заговорила голосом моей матери, заговорила об очень непростых, даже, скажем так, непристойных вещах. Он хлопнул дверью и вылетел из спальни, а я… Как только она замолчала, я тут же провалилась в сон.

Когда я очнулась, была уже глубокая ночь. Дверь спальни была открыта, в квартире царил полумрак. Кто-то пел в телевизоре. Цви уже встал. Он вошел посмотреть, что со мной, и я поняла, что отец уже все ему рассказал и что он попросил его вернуться и жить с нами.

Цви помог мне подняться и приготовил какую-то еду, окружив меня теплом и поддержкой. Это было лучшее из всего, что он мог сделать. Отец уже спал на диване в своем кабинете, и только в этот момент я поняла всю глубину его отчаяния, его страха, его разочарования и его поражения. Он передал меня с рук на руки Цви, который был этому только рад. Получить меня и поддержать мое достоинство. Он выключил телевизор, постелил себе в комнате для гостей и вышел, чтобы найти какую-нибудь книгу почитать…

Я пришла в себя от внезапно наступившей тишины. Подняв взгляд от книги, я увидела, что рабби подзывает к себе хорошенькую молодую американочку, которая поднимается с места и смотрит на мужа, а после его едва заметного кивка идет в великолепном своем одеянии и берет из рук раввина огромную фарфоровую вазу. Она держит ее в своих тонких руках, в то время как он поднимает большой бокал с вином и начинает перечислять десять Божьих кар, возглашает древние псалмы и после каждой кары льет, капля за каплей, вино из своего бокала в фарфоровую чашу… КРОВЬ… ЛЯГУШКИ… ВШИ… САРАНЧА… ПАРАЗИТЫ…