Неужели все такие?

Нет, в универмаге многие знали о порядке сдачи денег, но мы с Кобзевым оказались смелее, решительнее, отчаяннее. Уж такие смелые, что дальше некуда… Деньги? Неужели деньги? Но если утром я не найду в кустах сумки… это меня огорчит? Да, сумки будет жалко. Столько нервотрепки, и все впустую. Жалко, но не больше…»

В воскресенье Соломатин поехал в Роговск, и они с Кобзевым поровну разделили добычу. Каждому досталось тысяч по двадцать. Они не хлопали друг друга по плечам, не поздравляли с удачей, почти не разговаривали. Купили в гастрономе бутылку водки, зашли в павильон «Воды — мороженое», разлили в два тонких стакана и, молча чокнувшись, выпили, не ощутив ни остроты, ни горечи.

— Ты это… Не спеши тратить. Подожди месяц-второй, — сказал Соломатин.

— Да знаю.

— А лучше вообще на годик затаиться.

— Долги только раздам, — заверил Кобзев.

— Много их у тебя?

— Так… Трешка, пятерка, десятка… Все по мелочи. А ты?

— У нас сложнее, общежитие. Особенно-то и не потратишь. Штаны купишь, и то спрашивают — откуда деньги.

— А что Наташка?

— Какая Наташка… — Соломатин махнул рукой. — Не до нее сейчас. В себя бы прийти, а там уж видно будет. Ты уже в норме?

— Нет, — сказал Кобзев, помолчав. — Представляешь, в универмаг тянет.

— Опять? — удивился Соломатин.

— Да нет, — поморщился Кобзев. — Просто посмотреть, как там…

— Это пройдет. Хотя я тоже на трамвае несколько раз мимо проезжал, все пытался заглянуть.

— И что?

— Ничего. Все как было. Никаких перемен.

— Надумал что-нибудь купить?

— А черт его знает… Ничего в голову не приходит. Напиться хочется. Ты где их прячешь-то? Надежно?