— Три минуты, — без выражения повторил Кобзев.

— Все помнишь? Повторять не надо?

— Нет.

— Ты в норме?

— Все в порядке. Слушай… — Кобзев помялся. — Значит, все-таки решили?

— Похоже на то.

— Получается… шутки кончились.

— А ты что, — нервно усмехнулся Соломатин, — не прочь еще пошутить? Смотри… Можешь успеть на свой автобус. И через три часа будешь в Роговске. — Соломатин сказал это с участием, жалеючи.

— Не надо. — Кобзев махнул рукой. — Мы дрожим оба и ловим друг друга на слове. Мы дрожим, и в этом все дело. Ты не взвешивался сегодня?

— Нет, а что?

— А я время от времени на весы становился, тут у вас их на каждом углу понатыкано.

— И что?

— Почти три килограмма ушло… куда вот только, никак не пойму. Мы не опаздываем? — Кобзев посмотрел на часы.

— Нет. Наше время начнется без четверти восемь. Закончится в восемь. Из этих пятнадцати минут мы можем взять себе только три. Пять минут — это на грани краха.

— Уже половина. Пошли?

— Рано. Долго придется маячить.

— Смотри, опять полно народу.

— Сейчас придет трамвай, и все уедут.

— Пройдемся, — сказал Кобзев. — Не могу сидеть.

Они медленно пошли вдоль улицы. Дождь стал мельче, с теплого майского неба сыпалась мелкая водяная пыль. Кобзев два раза останавливался у автоматов и пил газированную воду. Соломатин стоял рядом, сунув руки в карманы плаща и подняв голову, чтобы дождь падал ему на лицо.