— А я ведь видел старика в день убийства, — вдруг оживился мужичок. — Да-да, видел. Он забегал ко мне на минутку. Водки просил.

— Пил?

— Да нет, гостя хотел приветить… А у него ни капли не оказалось.

— И дал ты ему водки?

— Дал… Я ему говорю: дескать, неловко, початая бутылка, как такой бутылкой можно кого-то привечать? А он говорит — неважно, сойдет. Схватил и тут же убежал. И все. Больше я его живым не видел. В затылок подонок и выстрелил. Навылет. Пуля все лицо разворотила, смотреть страшно.

— Это плохо, — сказал бомж и поднялся. — Подожди меня здесь, — сказал он мужичку. — Я быстро. Не уходи.

Бомжара с необычной для него сноровкой поднялся на лестничный пролет, вошел в квартиру, не обращая внимания на Зайцева, осторожно взял с пола бутылку с остатками водки, за самый кончик горлышка взял, чтобы не стереть отпечатков пальцев, если они там сохранились, и снова вышел на площадку.

— Твоя бутылка? — спросил он у мужичка.

Тот поднялся по лестнице, посмотрел, не касаясь бутылки, поднял глаза на бомжа.

— Моя.

— Точно твоя?

— Я же ее откупоривал.

— Старик взял ее у тебя и с ней убежал к себе?

— К себе. А что?

— Ты где живешь?

— Вот здесь, напротив старика.

— Следователь у тебя был?

— Нет, но обещал. Грозился, можно сказать.

— Будет, — ответил бомж и вернулся в квартиру к Зайцеву.

Разложив на столе обнаруженные поздравительные открытки, письма и телеграммы, Зайцев внимательно вчитывался в обратные адреса и раскладывал бумажки по стопкам. Он даже не заметил возвращения бомжа, не заметил, как тот, взяв бутылку за горлышко, куда-то с ней отлучился, а через несколько минут вернулся, положил бутылку точно на то же самое место, где она и лежала.