— Да, конечно, не трудно, — пожал он плечами, а сам подумал: «Первый звоночек! Уж слишком все до сих пор шло гладко!»
Они остановились перед высоким и мощным, но покосившимся забором, либо давно, либо никогда не крашенным, темно-серым, почти черным. Тяжелая калитка открывалась ключом. Выкрутасов очутился в патриархальных владениях, где сад и огород цвели и произрастали пышно и властно, а дом чем-то походил на забор — такой же некрашеный, из почерневших толстых бревен, мощный, но все же слегка покосившийся, будто устал стоять и слегка присел. Навстречу выскочил довольно большой пес породы колли, одетый в пышную огненно-красную шубу.
— Джекки! Джекки! Соскучился! — стала мотать его за шкуру туда-сюда Катюша.
В глубине сада Дмитрий Емельянович увидел стол, за которым сидели и обедали трое — лет сорока пяти бородатый мужчина, точно такая же, как он, только без бороды, женщина и мальчик в инвалидной коляске. Судя по возрасту, это и был сын Катюши.
При виде хозяйки дома и ее гостя мужчина и женщина встали и вышли встречать.
— Павел, — представился мужчина.
— Ирина, — представилась женщина.
Далее они пошли к мальчику, который продолжал сидеть и без тени улыбки смотреть на свою маму. Это отсутствие видимой радости несколько покоробило Дмитрия Емельяновича.
— Здравствуй, сынок, — поклонилась мальчику Катюша и приложилась губами к его руке.
— Здравствуй, мама, — ответил он и в момент рукоцелования важно возложил левую руку матери на затылок.
Настала очередь Дмитрия Емельяновича. Он вздохнул и — делать нечего — тоже подошел с поклоном.
— Ну, здравствуй, тезка, — сказал он и сухо приложился губами к руке инвалида, который опять возложил левую руку на затылок, теперь — Выкрутасову.
— Это Дмитрий, он хочет попробовать жить у нас, — сказала Катюша, обращаясь к сыну каким-то виновато-просительным тоном. — Он очень хороший человек. Объездил полмира, воевал в Чечне, был в плену у чеченцев, необыкновенно эрудированный человек. Его в поезде дочиста обокрали.
— Ну что ж, — ответил мальчик, — пусть поживет.
Это еще больше не понравилось Дмитрию Емельяновичу. Где-то в глубине груди заныло уже ставшее привычным: «И отсюда придется линять!» Ему стало стыдно, как будто он был виноват перед мальчиком, как будто он соблазнил его маму и теперь набивается к нему в отчимы.
— Продолжайте обедать, — сказала Катюша бородатому Павлу и безбородой Ирине, которые, судя по сильному сходству, были братом и сестрой. — Мы с Дмитрием так в вагоне-ресторане позавтракали, что пока не голодны. Дмитрий меня просто обкормил! И после этого его обокрали. Приятного аппетита. Пойдемте, Дмитрий, в дом. Если хотите, отправимся гулять на озеро?