— Да, но, как люди воспитанные, мы должны соблюдать какие-то правила и делать то, что здесь считается общепринятым.

— Ну это еще вопрос, следует ли воспитанным, порядочным людям ходить на такие вечера. Да и как можно узнать, кто порядочный, а кто нет. Мне, например, безразлично, будут ли называть меня порядочной или непорядочной. Потому что все это решается не мнением других, а прежде всего тем, как мы сами к этому относимся.

— Что ж, значит, ты совсем не признаешь авторитета других людей?

— А что такое авторитет других людей? Это кодекс обычаев, которого придерживаются консервативные люди. Я только что прочитала у Хаксли о слабых, безвольных людях и о группе мыслящих, сильных личностей. Я, например, не могу покорно следовать за кем бы то ни было. Я хочу быть думающим человеком.

— Но не надо крайностей. Индивидуальный протест — плохая форма борьбы. Надо помнить, что большинство людей не может понять этих отвлеченных идей. Пройдут, возможно, годы, прежде чем они начнут разбираться в них.

— Откуда у тебя такой пессимизм, Имми? Если даже мы знаем, что люди, окружающие нас, еще не понимают этих далеких устремлений, что же, по-твоему, нам нужно сидеть и ждать, когда они поймут? Если так, то и сами мы не будем нисколько подыматься, а будем все на том же уровне — на уровне недумающих, немыслящих людей. Хорошо еще, что ты не пишешь стихов. Ну а если бы ты была поэтом, ты, наверное, до сих пор писала бы четырехстрочные рифмованные пантуны. Ведь сколько людей все еще сходит с ума от любовных пантунов с их нравоучениями.

— Не надо иронизировать, Исти, — спокойно возразила Имми. — Все это не так просто, и горячиться здесь нельзя. Так же как и в политике, когда выбираешь — революция или эволюция, когда голосуешь за или против. Каждый человек стремится к своей цели, но каждый идет к ней своим путем. Одни спешат, хотят все сделать сразу, а другие — слишком осторожные — все время оглядываются назад. А людей очень много, и с этим приходится считаться, как бы ни были благородны и возвышенны наши стремления.

Имми взяла книгу, которая лежала на коленях у Исти, и начала листать ее.

— Что это, Ис? — спросила она, развертывая сложенные вчетверо листы. — Это от Куса? Но, по-моему, это не его почерк. И почему написано красными чернилами?

Исти хотела отобрать письмо, но передумала — это покажется подозрительным. К тому же Имми была ее подругой.

— От кого это, Ис? — снова спросила Имми.

— Это? Это Хамбали. Он передает тебе привет.

— Что? От Хамбали? Он здесь? Будь осторожна, Ис, с письмами оттуда, с гор. А то вон моего соседа, Юсуфа, знаешь, такой толстый парень небольшого роста, так его за хранение этих писем посадили в тюрьму и там пытали до полусмерти. А пытал его Дарма, начальник полиции, который сам первым продался голландцам. Теперь немало развелось этих предателей, которых купили за пять рупий. Можно мне прочитать письмо, Ис?