Впрочем, я просто утверждаю, что лучшие нравственные люди каждый день работают над собой и что все по-настоящему дурные люди очень далеки от этого. Я дарю утешение серьезному человеку, который при всей своей человеческой моральной неустойчивости все еще мучительно помышляет о красоте хронометрического благополучия. Я показываю осуществимость добродетели грешникам и не служу помехой Божественной правде, согласно которой – рано или поздно, в любом случае, – совершенное зло станет совершенным горем.

Более того, если…

Но здесь трактат был оборван и оканчивался грязными обрывками.

Глава XV КУЗЕНЫ

Глава XV

КУЗЕНЫ

I

Хотя он решился смотреть в лицо самому страшному, решился на любой отчаянный риск, Пьер не направлялся в город без кое-каких планов, продиктованных благоразумием, кои разом отвечали и его настоящим обстоятельствам и душевному состоянию.

В городе жил его кузен, Глендиннинг Стэнли, коего в семье генерала звали Гленом Стэнли, а Пьер – кузен Глен. Как и Пьер, он был единственным ребенком в семье, потерял родителей в раннем детстве и в этом году оставил свое затянувшееся проживание в Европе, чтобы в возрасте двадцати одного года беспрепятственно вступить в права владения состоянием, кое, находясь в руках честных опекунов, значительно увеличилось.

В детстве и ранней юности Пьера и Глена связывали узы крепкой дружбы, а не только родства. Когда им было по десять лет, они были живым подтверждением той истины, что гласила: дружба двух славных, великодушных мальчиков, кои росли среди роскоши да изящества, что пробуждают в душе романтизм, и кои порой выходили из границ простого мальчишества, пока веселились в эмпиреях любви, – сия дружба в какой-то степени оказывается выше того сладчайшего чувства, кое вспыхивает между мужчиной и женщиной. В сей дружеской привязанности не было случайных мотивов и пряной остроты, что иногда, под видом мнимого ослабления, только усиливает наслаждения тех взрослых влюбленных, кои поддаются соблазнам Венеры. Но ревность они чувствовали. Если кто-то из них видел другого мальчика, который слишком много общался с дорогим другом, то сие будило в нем чувства, схожие с чувствами Отелло, а мнимое легкое иль незначительное охлаждение в ежедневном проявлении теплых чувств приводило к тому, что один тут же начинал осыпать другого горькими упреками да укоризнами, или же сие сообщало другому такое злобное настроение, для какого уместно лишь полное одиночество.

Ни в одной переписке двух ярых приверженцев Афродиты не теснилось больше взаимных бессвязных клятв да торжественных обетов, чем в сих влюбленно-дружеских письмах двух мальчиков, коими те неукоснительно обменивались, в зависимости от обстоятельств, либо каждые полнедели, либо ежедневно. Среди тех пачек бумаги, кои Пьер в недобрый час столь яростно бросил в огонь в комнате на постоялом дворе, были две большие связки писем, написанных убористым почерком и многократно исписанных крест-накрест[127] красными чернилами поверх черных; такой любовью дышали те письма, что одного пера и одного вида чернил было недостаточно, чтобы выразить ее. В первой связке были письма от Глена к Пьеру, во второй – от Пьера Глену, кои Пьер добыл у него перед отъездом кузена в Европу, чтобы перечитать их в разлуке и тем самым укрепить еще больше свою дружескую привязанность, оживив ее во впечатлениях тех юных, пылких лет, когда она впервые проявилась.