этой жидкой хляби, которая не поддержит в слабости, а, наоборот, утянет в себя.

А силы стали сдавать. Ослабли руки, уже не разводились в полный размах, как бы ни

напрягались плечи. На поверхности, наверное, видно было бы их усталое дрожание.

Потом сбилось дыхание. Хочешь сделать прежний размеренный вдох, а сердце

колотится и словно своими нервными рывками беспорядочно гонит воздух в легкие

Кажется, ничего не осталось в теле, кроне ожесточения и воли. Только они и не

позволяют крикнуть лодку, а остров приближается, заметно приближается, уже видны

листья на кустах.

‐ Ну, вас… к дья... волу‚ ‐ крикнул задыхающийся Митин голос.‐ Лодку!

У Васи нет сил, чтобы оглянуться, он только слышит всплески и длинный, радостный

вздох Мити:

‐ Фу‐у‐у! И завидует ему.

‐ Вася ожесточенно твердит про себя ритмичные фразы, подгоняя слабеющий ритм:

«Что ж подкачал? Держи марку! Что ж подкачал? Держи марку!»

Руки сдают, дыхание сдает, только ноги работают в силу.

‐ Лодку!‐ вскрикивает Ким, и Вася досадует на него, потому что осталось меньше ста

метров.

И снова, за спиной тяжелый всплеск.

Берег пологий, песок далеко уходит от кустов, сейчас должно быть дно. Вася

опускает ноги, погружается стоймя, оставляя лишь один рот да нос на поверхности. Ноги