‐ Шалишь!‐ победно говорил он, отряхивая сбитую коленку.

‐ Хоть поклониться заставили, ‐ усмехался Бальцер, петушком прохаживаясь у сетки.

Вася чувствовал, что на папу, как и на него в биллиардной, тоже нашло вдохновение.

Его, немного все‐таки уже погрузневшее тело, легко реагировало на полеты мяча, словно

между ними была связь какими‐то электротоками. Он раскраснелся, кудри разметались, глаза блестели, и был он самый молодой и красивый.

И еще тайком любовался Вася женой Бальцера. У нее был ровный, ровный загар по

всему телу ‐ от плеч, на которых матово отливал солнечный свет, до длинных крепких ног.

И глаза у нее блестели, как у папы.

Васе было неприятно, почему у маленького лысого Бальцера самая красивая жена.

Между делом он стал по ‐ своему перетасовывать пары. И получилось, что папа

и жена Бальцера ‐ это лучшая пара; тетя Роза досталась Подольскому, а жена

Подольского, которая сидела на траве среди зрителей,‐ маленькая, пышная женщина с

таким розовым, будто распаренным, лицом, и такими белыми, будто совсем

выгоревшими волосами,‐ пришлась Бальцеру. Только пару пожилых и толстых

Трусовецких Вася оставил, как есть.

Веселое нашествие взрослых было, как прилив, который затоплял все. Но в

понедельник сбывал прилив, и на обнажившейся земле опять оставались заметными

предметами те же ребячьи фигуры. Пустынно становилось в понедельник, и Вася будто

заново привыкал к