– Лемех, должно быть, пустили глубоко, – заметил Эвелголд.

– Под озимую пшеницу, – отозвался Хук.

– А она-то при чем?

– Под озимую распахивают глубже.

– Вот уж пахать никогда не приходилось, – покачал головой Эвелголд: до получения должности винтенара он был кожевником.

– Осенью пашут глубоко, весной мелко, – объяснил Хук.

– Да уж, этим выродкам не придется рыть нам могилы, – невесело буркнул Эвелголд. – Клади в борозды да закапывай…

– Небо проясняется, – заметил Ник.

На западе, где едва выступали над лесом невысокие стены крепости Азенкур, свет делался ярче.

– Ну хоть тетива не промокнет. Значит, убьем сколько-то выродков прежде, чем они нас прирежут.

Враг превосходил англичан числом не только знамен, но и музыкантов. Английские трубачи время от времени выдували короткие бравые сигналы, а затем умолкали, давая место барабанщикам, выстукивавшим все тот же резкий настойчивый ритм. Французские же трубы не стихали ни на миг, их пронзительные вопли, то опадающие, то визгливо взлетающие, звенели в холодном воздухе и навязчиво лезли в уши. Основное войско французов было пешим, как и английское, хотя на обоих вражеских флангах выделялись отряды конных рыцарей с выставленными в небо копьями. Чтобы согреть коней, крытых длинными попонами с вышитыми гербами, всадники то и дело прогуливали их перед строем.

– Скоро нападут, не задержатся, – кивнул в их сторону Том Скарлет.

– Может, да, – отозвался Хук, – а может, и нет.

Он разрывался между желанием ввязаться наконец в бой, который прекратит затянувшуюся пытку, и мечтой благополучно оказаться дома, в Англии, в теплой постели.

– Не натягивать тетиву, пока не начнется битва! – Эвелголд повторил предупреждение уже в пятый или шестой раз, но никто из лучников сэра Джона даже не повернул головы. Все лишь поеживались от холода и не сводили глаз с французов. – Черт! – прошипел вдруг сентенар.

– Что? – очнулся Хук.

– Наступил в дерьмо.

– Говорят, это к удаче.

– Тогда поплясать в нем, что ли…

Там и тут священники служили мессу, и лучники один за другим подходили исповедать грехи и принять причастие. Король на виду у всех преклонил колено перед кем-то из своих капелланов, стоящих напротив центрального строя.