- Фрейлейн, а как зовут этого маркера?
Томно закатив глаза, девица склонилась ко мне и, опершись локтем на столик, принялась многозначительно мусолить во рту огрызок карандаша, потом вдруг, словно решившись на что-то отчаянное и боясь передумать, порывисто написала свое имя на мраморной столешнице и тотчас, зардевшись как маков цвет, стерла его мокрой пятерней, однако не тут-то было, со страстной натурой не так-то легко совладать, и вновь несчастная жертва собственной плоти очертя голову бросилась во все тяжкие - запечатлела на мраморе свое имя, но недолго лукавый враг рода человеческого торжествовал победу, ибо нравственная чистота и на сей раз не оставила заблудшую дщерь в тяжкую минуту испытания: решительное движение рукой вторично восстановило утраченное было статус-кво...
Это титаническое сражение добра и зла продолжалось довольно долго - бесчисленное количество раз огрызок карандаша выводил на столе свои предательские письмена и такое же бесчисленное количество раз мокрая пятерня разрушала коварные козни, при этом изнывающая от страсти девица не забывала бросать на меня знойные взгляды, температура коих менялась в соответствии с тем, какая из враждующих сторон в данный момент брала верх. Выщипанные брови разрывающейся между пороком и добродетелью кельнерши взлетали едва ли не до середины лба, ибо каждой представительнице прекрасного пола с младых ногтей известно, что сия немудреная уловка в значительной степени способствует соблазнительной выразительности взгляда, увеличивая тем самым магнетическую силу женских чар.
- Фрейлейн, как зовут этого маркера? - с самым невинным видом повторил я свой вопрос, хотя очень хорошо видел, что ей бы хотелось услышать совсем другое: «Фрейлейн, а не уединится
ли нам в каком-нибудь укромном местечке, где вы могли бы наконец скинуть с себя этот тесный фрак?» - или что-нибудь еще в том же роде, но мне сейчас было не до того - из головы не шел странный «сон».
- Вот еще, очень мне надо знать, как зовут этого старого рас путника! - капризно надув губки, фыркнула оскорбленная в лучших чувствах девица. - Ферри его зовут, Ферри Атенштедт.
Ах, ну да, как же это я, конечно, Ферри Атенштедт! Гм, еще один старый знакомый...
- Не будете ли вы так любезны, фрейлейн, рассказать мне что-нибудь о жизни этого престарелого повесы? Похоже, в свое время он был малый не промах! - проворковал я таким омерзительно сладким тоном, что сразу почувствовал настоятельную потребность промочить горло добрым глотком коньяка. - Признаюсь, слышать ваш чарующий голос доставляет мне несказанное удовольствие...