— Декламируй, поэт, — раздался чей-то голос, — только не оду…
— …мой Ноктюрн до-мажор, посвященный суперуникальному!
За поэтом с прочувственными речами выступали другие, еще более распаленные ораторы, разоблачая замыслы гнусной банды, в воздухе мелькали пошлые истины, бессмысленно громкие словечки и ханжеские суппозитории{139}. У одного из присутствующих пошла кровь носом, и, прерывая время от времени речь, он стонущим голосом просил смочить ему губку, которую прикладывал к переносице, чтобы остановить кровотечение.
— В этот час, — сказал мистер Дженджис, — Кара де Анхель стоит между стена и Сеньор Президент. Мне понравился, как говорил этот поэт, но я думай, что, наверно, очень скучно быть поэт, вот только быть лиценциат — это самая скучная вещь на свете. Я выпиваю, пожалуй, еще виски! Еще виски, — закричал он, — за это супергипер-квази-под-лицо!
Выходя из «Gambrinus'a», Кара де Анхель встретил военного министра.
— Куда направляетесь, генерал?
— Повидать патрона…
— Тогда идемте вместе…
— Вы тоже туда? Подождем немного, сейчас подадут мой экипаж. Что вам сказать, иду по делу одной вдовы…
— Я знаю, вам по вкусу веселые вдовушки, генерал…
— Нет, тут не попляшешь!..
— Но попляшешь, так «Клико» разопьешь!
— Ни «Клико» и ни черта; рухлядь ходячая, кожа да кости!
— Черт возьми!
Экипаж подкатил бесшумно, словно колеса были из папье-маше. На перекрестках слышались свистки жандармов, передававших следующим постам условный сигнал: «Едет военный министр, едет военный министр, едет…»
Президент мелкими шажками прогуливался по кабинету: шляпа, прикрывавшая темя, надвинута на лоб; воротник сюртука поднят над орденской перевязью, закрепленной сзади на шее; пуговицы жилета расстегнуты. Черный костюм, черная шляпа, черные ботинки…
— Какая сегодня погода, генерал?
— Прохладно, Сеньор Президент…
— А Мигель без пальто…
— Сеньор Президент…