Словно в лихорадке сидел он за столом, обдумывая в деталях, что сказать священнику, чтобы привлечь его на свою сторону, ибо начинать надо было с этого. Одновременно он жадно следил за тем, как росла полоска света в щели. Теперь он жадно ждал и не мог дождаться мгновения, которого еще недавно боялся; такого ужасного напряжения долго ему не вынести. Да и его силы, его внимание, его решимость и осмотрительность постепенно убывали. Охранник со священником должны появиться до того, как угаснет эта напряженная готовность, это решительное желание спастись.

Наконец мир за дверью пробудился, враг приблизился. Раздались шаги по деревянной мостовой, в замочную скважину вставили и повернули ключ, каждый из этих звуков грохотал после долгой мертвой тишины, как гром.

И вот тяжелая дверь медленно открылась, заскрипели петли, вошел священник, без сопровождения, без стражников. Он вошел один, держа в руке светильник с двумя свечами. Все снова обернулось не так, как думал узник.

И вот еще что удивило и взволновало: вошедший священник, за которым невидимые руки снова закрыли дверь, был облачен в орденскую мантию монастыря Мариабронн, в знакомые родные одеяния, какие носили когда-то настоятель Даниил, отец Ансельм и отец Мартин.

Увидев это, Златоуст ощутил странный толчок в сердце и отвел глаза. Появление этой монастырской мантии обещало нечто благоприятное, было добрым знаком. Но, вероятно, все же не было другого выхода, кроме убийства. Он стиснул зубы. Нелегко ему будет погубить этого брата по ордену.

Глава 17

Глава 17

— Слава Иисусу Христу, — сказал патер и поставил светильник на стол. Златоуст что-то пробормотал в ответ, опустив глаза долу.

Церковник молчал. Он стоял в ожидании и молчал, пока Златоуст не заволновался и не поднял испытующий взгляд на человека, стоявшего перед ним.

Человек этот, к своему смущению обнаружил Златоуст, не только носил мантию, какие носят отцы в Мариабронне, на нем был и знак, говоривший о звании настоятеля.

Только сейчас взглянул он настоятелю в лицо. Это было худое лицо с ясными и строгими чертами и очень тонкими губами. Это было лицо, которое он знал. Как зачарованный смотрел Златоуст в это лицо, насквозь пронизанное духом и волей. Взяв неуверенной рукой светильник, он поднял его и поднес к лицу незнакомца, чтобы увидеть его глаза. Он увидел их, и светильник в его руке задрожал, когда он ставил его на стол.

— Нарцисс! — едва слышно прошептал он. Все вокруг него пошло кругами.

— Да, Златоуст, я был Нарциссом, но уже очень давно сменил это имя, ты, вероятно, забыл. Со времени пострижения меня зовут Иоанн.