А может, «мистер» даже пошлет президенту Ататюрку телеграмму и расскажет в ней о его благородном поступке. От такого приятного известия на голубые глаза Ататюрка навернутся слезы. Но этим дело не кончится. О Джевдете заговорят все газеты, его будут фотографировать в разных позах. А как удивятся Эрол, Айла и другие ребята, как будут завидовать ему! Может, Айла раскается в том, что однажды назвала его «грязным уличным разносчиком»!

— О чем опять задумался? — перебил его мечты голос Мустафы.

Джевдет повернул голову. Глаза его искрились какой-то особой радостью.

— Так… Ни о чем, — ответил он.

Но Мустафу не легко было провести.

— Об Америке опять?

— Да, об Америке.

— Вчера из-за тебя я сцепился с мастером и подмастерьями!

— Как из-за меня?

— Да так…

Мустафа рассказал о вчерашней стычке. Джевдет слушал внимательно, потом сказал:

— Меня не только твой мастер, никто не сможет отговорить! Выбраться бы только отсюда, а там я знаю, что надо делать!

Он потерял всякую надежду выйти из тюрьмы. Перестал считать дни. Но однажды солнечным весенним утром, когда он пил чай, в камеру вбежал мальчик-уборщик с криком: «Джевдета освобождают!» Джевдет вздрогнул, словно его кто-то ударил. Сначала не поверил. Но вдруг вскочил с места и, не стыдясь слез радости, бросился на шею мальчишке, принесшему долгожданную весть.

Мустафа так и застыл, как стоял. Весь красный от волнения, он растерянно смотрел на Джевдета и… неожиданно тоже заплакал. Джевдет подошел к нему, обнял. Мустафа не мог успокоиться. И зачем только они подружились? Лучше бы они не знали друг друга!

— Не надо, не плачь, друг, я буду навещать тебя каждую неделю. Может быть, объявят амнистию и тебя тоже выпустят. Знаешь, что мы тогда устроим?

Мустафа посмотрел на него пустыми, заплаканными глазами. Он не надеялся на амнистию.

— Что?

Джевдет и сам не знал, что они устроят, но надо было что-то сказать.

— Откроем столярную мастерскую!