— Ах вот как, ты еще на меня кидаешься! Я, что ли, виноват, что тебе плохо?!

— Заткнись! И проваливай со своим футболом.

Мик смотрел, как она уходит. По ее походке было ясно — она больше не обернется, и Мик вернулся на стадион.

На улице ни души, только она, Карен, и собака. Собака норовила вытащить жареную картошку из пакета, застрявшего в сточной канаве. Но как только она совала нос в пакет, тот отодвигался. Наконец собака придавила его лапой и разорвала зубами.

После давки на трибунах безлюдная улица казалась зловещей, заколоченные окна, вереницы припаркованных машин придавали ей мрачный, заброшенный вид, будто здесь объявили ядерную войну и все заперлись в домах.

Карен не успела дойти до служебного входа, как Мик снова появился в воротах. Он нагнал ее, но она шагала так, будто его вовсе не было рядом. Потом, не глядя на него, спросила:

— Что тебе надо?

— Провожу тебя до автобусной остановки.

— Можешь не беспокоиться. Сама дойду.

Она уже не плакала и, зажав сумку, звонко цокала каблучками — сама решительность.

— Может, вернешься, раз тебе стало лучше?

— С тобой я больше никуда не пойду!

Они дошли до угла, пересекли дорогу, подошли к автобусной остановке. Стояли в очереди молча, будто незнакомые. Стадион был недалеко, и оттуда доносился гул толпы, и эти крики как бы напоминали о случившемся и о том, что надежды на примирение нет.

Мик беспокойно поглядывал на каждый приближавшийся автобус, стараясь рассмотреть номер. Надо сказать хоть что-нибудь, пока не появился восемьдесят четвертый, но неумолимый вид Карен останавливал его. Она повернулась к нему спиной, разглядывала людей в очереди; если больше никому из стоящих впереди не нужен восемьдесят четвертый автобус, он проедет мимо, Карен даже руки поднять не успеет. Но сейчас она готова была пропустить хоть десять автобусов, лишь бы не поворачиваться к Мику лицом.

Наконец Мик увидел восемьдесят четвертый и стал думать, останавливать автобус или нет. Если больше никто здесь не садится и никто не выходит, автобус, может, и проскочит, тогда у Мика будет больше времени на примирение. Но ведь Карен, увидев номер сзади, может обвинить его в том, что он назло ей не остановил автобус.

— Твой автобус.

Карен ничего не ответила и не оглянулась.

— Хочешь, домой тебя провожу?

Она медленно повернулась и наградила его таким испепеляющим взглядом, что Мик почувствовал себя нашкодившим школяром.

— Зачем?