— Как его зовут?

— Питер.

Мик отвернулся, и попугай тут же успокоился — незнакомец больше за ним не следил.

— Ты небось другого парня завела?

Карен смотрела на коврик из жеребка, пытаясь пригладить ногой взъерошенный мех.

— Нет. Ходила пару раз на свидания, но все не то.

— Ты рада, что я пришел?

Она посмотрела на него, улыбнулась и кивнула. Мик тоже улыбнулся.

— Я прямо не знал, что делать, когда в магазине тебя не застал.

— Хорошо, что пришел. А я решила, что это страховой агент или еще кто-нибудь. Чуть сердце не выскочило, когда твой голос услыхала.

Шерсть на коврике упрямо топорщилась, видно, жеребок этот при жизни отличался непокорным зачесом.

— Я думал, ты меня видеть не захочешь. Захлопнешь, думал, дверь перед моим носом.

— Да ты что! Я ужасно переживала, когда мы встречаться перестали.

Мик пересек комнату и обнял Карен. Он хотел ее поцеловать, но она вдруг отвернулась и заплакала. Мик подумал, что это из-за его приставаний, отпустил ее и хотел уже отступить. Но Карен не отстранилась и громко всхлипывала у него на груди. В этой неудобной позе она казалась совсем беззащитной, будто человек, сбросивший с себя во сне все покровы. Мик снова обнял ее.

— Ты чего?

Слезы мешали ей говорить. Наконец Карен подняла голову, нащупала платок в кармане халата. Там, где она прислонялась щекой к его груди, ношеная джинсовка, намокшая от ее слез, обрела свою изначальную синеву.

— Никакого у меня гриппа не было. Простудилась. Просто все осточертело.

— Что так?

Она вытерла глаза, высморкалась, бросила мокрый платок в мусорную корзинку со средневековым орнаментом. Металл задребезжал, и корзинка задрожала на коврике.

— С мамой постоянно ссоримся. Она все со своим дружком крутит. Помнишь, мы их в кинотеатре видели. Надумала снова замуж и… кошмар какой-то. Просто кошмар!