А потом я однажды случайно взялся где-то в гостях почитать русский перевод этой книжки. Это была чудовищная наёбка — вместо Холдена Колфилда — мелкого мудака, чрезвычайно недовольного устройством окружающего мира и носящегося со своей тонкостью и ранимостью, как с писаной торбой, то есть практически меня, там под него косила немолодая женщина с высшим филологическим образованием. Ну, наподобие тех артисток-травести, которые играли в тюзах тимура и маленького принца, и ещё разговаривали счастливыми голосами в передаче пионерская зорька, которую я ненавидел более всего в мире, потому что окончание этой передачи означало, что нужно надевать шубу и валенки и хуячить в полной темноте в блядскую школу, где первый урок — это именно урок этой самой литературы.

Впрочем, про это гораздо лучше рассказывал Гришковец, он разбирается, мы с ним проживали тогда не очень далеко географически, хотя когда я был в пятом классе, он был ещё в четвёртом. Но это однако несущественно опять.

12 июля 2004

О, печальная и безнадежная наша страна. Как жила в говне, да так и будет жить вовеки веков.

Как ебётся окружающий нас мир? При свечах, под музыку элвиса пресли «лав ми тендер, лав ми тру», в серебряных туфлях на высоких каблуках, в кружевном белье, слово даже для него есть специальное — линжери, то есть не трусы в цветочек и не лифчик на пластмассовых застёжках, а именно линжери, глядя на которое мы в лучшем случае можем выловить из мутной генетической памяти некие слова: супонь, подпруга и чересседельник. А мы как ебёмся? Вот так вот и ебёмся: среди окурков и малосольных огурцов, в носках, а иногда и в тапочках. У соседей гудит труба — они уже поебались.

А бывал ли кто на настоящей «парти»? Наверняка бывал. О, прекрасная парти! Кругом расставлены подносы с орешками, снаксами, канапе и кукисами и все вокруг приветливо беседуют. Все заботливо спрашивают друг друга как обстоят дела, говорят о банковском кризисе и о цене за баррель. В разгар веселья вносится сырная пицца, вкуснее которой ничего в мире нет и не будет. И никто, никто не бьёт друг другу рыло и не поёт песню ой цветёт калина.

Мы, помнится, с водителем Сашей очень любили такие мероприятия. Мы с ним обычно отправлялись прямо на кухню, поближе к холодильнику, доставали из этого холодильника бутылку текилы, садились на подоконник и пили её, не утруждаясь ритуалами с солью и лимоном, прямо из горла. Текила — довольно скверное пойло, но весьма зато нажористое. Потом говорили про баб. Про баб всегда есть о чём поговорить.

Сейчас говорят и у нас уже появились такие люди, которые годятся для прекрасного этого окружающего со всех сторон мира, но их видимо очень мало, я во всяком случае не видел их никогда.