— В каком случае, милый? — осмелилась подать голос Катрин.

Этот простейший вопрос поверг Муравьева в отчаяние. Он понял, что не условился с Корсаковым ни о каком сигнале касательно исхода дела. А значит, ожидание затягивалось до тех пор, пока не вернется его офицер.

Денщик догнал генерала только на берегу.

— Сапоги, ваше превосходительство! — задыхаясь, прокричал он.

— A-а, чтоб тебя! — Муравьев только сейчас заметил, что умчался из дома босиком.

— И на щеках мыло…

— Оставь! — оттолкнул заботливую руку с полотенцем генерал, принимаясь натягивать принесенные сапоги.

Справился он только с одним. Узкое голенище второго никак не хотело пропускать в себя нервную генеральскую ногу и в конце концов было с позором отброшено в густые заросли лопухов.

— Ваше превосходительство!

— Уйди! — заревел на денщика Муравьев, бросаясь к стоявшему наготове вельботу с «Иртыша». — Давай, братцы! Греби, родненькие!

В сердце у него еще поднимало змеиную голову опасение за ту исключительно неловкую ситуацию, которая ждала его на борту в случае неудачного исхода, но весла уже пенили воду, и мичман, сидевший на корме, уже отсчитывал мерным голосом ритм:

— И раз! И два!.. И раз! И два!..

Скоро самый зоркий матрос разглядел на «Байкале» какую-то суету.

— Руками машут, ваше превосходительство, — указал он вперед.

— Как машут? Почему машут? — привстал с мокрой банки Муравьев.

— Не могу знать почему. Даже на вантах.

— О, Господи… — замирая сердцем, проговорил генерал. — Неужели все-таки… А ну, покричи им!

— Что покричать?

— Спроси их!

— Что спрашивать, ваше превосходительство?