— Василь, можно я с тобою буду ходить?

— Куда?

— Туда, куда направляешься каждое утро. Я тебя провожаю глазами всякий раз. Ты меня не видишь, а я смотрю на тебя.

«Во глазастая», — подумал он, а вслух сказал:

— Нехорошо подглядывать.

— Я не подглядываю, лишь смотрю на тебя. Провожаю глазами до самого леса.

— Ты тайну хранить умеешь?

— Умру, но не проговорюсь.

— Куда я хожу, там опасно. И не девичье это дело по лесу шастать. Давай я буду уходить и приходить, а ты будешь ждать.

— Ладно. Но зачем ты ходишь туда, если опасно? На днях открывается школа для переростков. Вот бы куда вместе походить. Учиться надо. Война скоро закончится.

— Ты молодец, Танька, хорошо придумала. Запиши меня и себя в восьмой класс, станем помогать друг другу делать уроки.

— Я уже все позабыла.

— Вспомним! Вдвоем справимся.

— Главное, будем вместе вечерами.

На следующий вечер Василь вновь провожал Таню, шли, мечтали о школе. В это время Бирюк поторапливал подчиненных. Казалось, двигались они медленно, не чувствовалось с их стороны желания выполнять задачу. А тут еще, перепрыгивая лужу, командир второго звена подвернул ногу. Движение застопорилось. Роевой проклинал неудачника, грозился избить его, но криком делу не поможешь, пришлось оставить пострадавшего посреди дороги.

— На обратном пути подберем, — пообещал Бирюк.

Сам же он и возглавил второе звено.

К Кочмаревке подошли за полночь. Рой залег в канаве за околицей. Виднелись неясные силуэты домов. Село спало. Ни единого звука. Едва попытались подняться, послышались шаги. Патруль, пять автоматчиков, в плащ-накидках и касках, словно призраки, прошли в трех десятках метров мимо и вновь исчезли за поворотом.

— По каким садам и огородам теперь идти? — спросил роевой проводника.

— Хиба я знаю? Мы ходили по улицам. Там показать могу.