– Кто должен проектировать Альпийскую цитадель и когда будем начинать строительство? – бесстрастным тоном штабиста поинтересовался фон Кейтель, дабы не вступать в полемику с фюрер-фантазером.
– Так вопрос еще не стоит, – недовольно огрызнулся фюрер. – Вы предаетесь поспешности.
– Зная, сколько времени займет строительство невиданной доныне горной оборонительной линии.
Фюрер раздраженно что-то пробормотал и умолк.
Кейтель вновь ухмыльнулся про себя. Он знал, что Гитлер смертельно не любит переводить разговор в плоскость практических решений. Сроки, проекты, стоимость, количество людей и техники, которые следует привлечь к работам – все это порой выходило за пределы его понимания.
Главное для Гитлера было – погрузиться в океан собственных фантазий и блаженствовать в нем до тех пор, пока кто-либо, рискуя своей карьерой – если не жизнью, не решался извлечь его оттуда, словно заигравшегося щенка из проруби. Как правило, в большинстве случаев на это отваживался только Борман, перед которым Гитлер всегда почему-то пасовал. Да еще Ева Браун, с ее въедливой женской непосредственностью.
– На данном этапе для меня важно знать ваше мнение в принципе, – обрел фюрер дар речи столь же неожиданно, как и умолк.
– Если мы оба понимаем Альпийскую крепость как мощный укрепрайон на границе Германии и Австрии, который бы охватил часть Баварских Альп, то о его возведении нам следовало бы подумать еще в сороковом, когда решался вопрос о начале войны с Россией и Англией.
– Начать войну с Россией нас заставила сама Россия, и вы это знаете не хуже меня. Мы всего лишь упредили Сталина, разгромив в сорок первом его основные наземные и военно-воздушные группировки еще на подходах к нашим границам. Только так следует истолковывать причину этой войны. Независимо от того, каким образом она будет завершена.
– Согласен, мой фюрер. Мы в любое время сможем представить миру массу документов и разведданных, способных подтвердить, что войска рейха вынуждены были начать войну против России, упреждая ее варварское наступление на Западную Европу. Недавно я приказал создать специальное досье, в которое, кроме всего прочего, будут также включены показания пленных советских генералов.
– Удивительная предусмотрительность, – с подозрением признал Гитлер. – И я узнаю о досье последним.
– Оно ляжет вам на стол, как только станет достойным вашего внимания. К тому же данные армейской контрразведки смогут дополнить другие службы. Особенно гестапо и СД. Не говоря уже о свидетельствах русского генерала Власова.
– Неужели кто-нибудь станет всерьез воспринимать показания этого перебежчика? – исказилось лицо фюрера, когда он повернулся к сидящему на заднем сидении начальнику Генштаба. – Только не Власова.